Маленькi прынц нават збялеў ад гневу.

Tagad mazais princis pat nobāla aiz dusmām.

— Мiльёны гадоў у кветак растуць калючкi. I мiльёны гадоў баранчыкi ўсё-такi ядуць кветкi. I гэта не сур’ёзна — знайсцi адказ, зразумець, навошта кветкi гэтак сiляцца выпусцiць калючкi, калi ад гэтых калючак нiякага толку? Гэта не важна — вайна баранчыкаў i кветак? Гэта не сур’ёзней i не важней вылiчэнняў надзьмутага пунсовага Пана?

— Kopš miljoniem gadu puķēm ir ērkšķi. Kopš miljoniem gadu jēriņi tomēr ēd puķes. Un vai tad nav svarīgi censties saprast, kādēļ puķes tik ļoti nopūlas, lai izveidotu ērkšķus, kuri nekad nekam neder? Vai tad puķu un jēru cīņa nav svarīga? Vai tā nav svarīgāka un nopietnāka par tumšsārtā kunga rēķiniem?

I калi я ведаю адзiную ў свеце кветку, якая iснуе толькi на маёй планеце, а нейкi баранчык як-небудзь наранку, бяздумна, у iмгненне вока можа загубiць яе — гэта зусiм не важна?

Un, ja man zināma viena vienīga puķe visā pasaulē, kas aug tikai uz manas planētas, un, ja kādu rītu mazs jēriņš to var iznīcināt vienā rāvienā, nemaz neapzinoties, ko viņš dara — vai tad tas nav svarīgi?

Ён пачырванеў, але гаварыў далей:

Mazais princis nosarka, pēc tam atsāka:

— Калi любiш кветку — адзiную, якой больш няма нi на адной з мiльёнаў i мiльёнаў зорак, гэтага дастаткова: глядзiш на неба i адчуваеш сябе шчаслiвым… I думаеш: «Недзе там жыве мая кветка…» А калi баранчык з’есць кветку, то гэта будзе тое самае, як бы раптоўна згаслi ўсе зоркi! I гэта, па-твойму, зусiм не важна?

— Ja mīli puķi, kas atrodas tikai uz vienas no miljoniem zvaigžņu, tad pietiek palūkoties zvaigžņotajās debesīs, lai būtu laimīgs. Tu saki sev: “Mana puķe ir kaut kur tur…” Bet, ja jēriņš apēd puķi, tad ir tāda sajūta, ka pēkšņi apdzisušas visas zvaigznes! Un vai tas nav svarīgi?

Нечаканае рыданне абарвала яго словы. На пустыню ўжо апусцiўся вечар. Я адкiнуў свае iнструменты. Якiмi недарэчнымi выглядалi цяпер i малаток, i вiнт, i смага, i сама смерць!.. На адной з зорак, на адной з планет, на маёй Зямлi горка плакаў Маленькi прынц, i яго трэба было суцешыць. Я ўзяў яго на рукi i пачаў калыхаць. Я казаў яму:

Viņš vairs nevarēja neko pateikt. Pēkšņi viņš sāka elsot. Bija uznākusi nakts. Es nometu savus darba rīkus. Man vairs neko nenozīmēja veseris, spītīgā skrūve, slāpes un nāve. Uz kādas zvaigznes, uz manas planētas Zemes, atradās mazs princis, kuru vajadzēja mierināt! Es paņēmu viņu savās rokās. Es viņu šūpoju. Es viņam teicu:

«Кветцы, якую ты любiш, нiчога не пагражае… Я намалюю твайму баранчыку аброцьку… Я намалюю агароджу для тваёй кветкi… Я…»

“Puķei, kuru tu mīli, nekas nedraud… Es uzzīmēšu tavam jēriņam uzpurnīti… Es uzzīmēšu tavai puķei aizsargbruņas… Es…”

Я не надта ведаў, што казаць, i адчуваў сябе дужа няёмка. Я не ведаў, як дайсцi да яго сэрца, чым крануць яго… Краiна слёз такая таемная…

Es patiešām vairs nezināju, ko sacīt. Es jutos ļoti neveikli. Es nezināju, kā viņam tuvoties, kā atkal viņam piekļūt… Asaru pasaule ir tik noslēpumaina…

РАЗДЗЕЛ VIII

VIII

Неўзабаве я ўжо добра ведаў, што гэта за кветка. На планеце Маленькага прынца адвеку раслi звычайныя, сцiплыя краскi ў адзiн венчык пялёсткаў, якiя амаль не займалi месца i нiкому не замiналi. Уранку яны ўсходзiлi ў траве, увечары прападалi.

Drīz vien iepazinos ar šo puķi tuvāk. Uz mazā prinča planētas bija augušas ļoti vienkāršas puķes, ar vienu pašu ziedlapiņu rindu; tās aizņēma pavisam maz vietas un nevienu netraucēja. Tās parādījās kādu rītu zālē un pēc tam vakarā izdzisa.

Але аднойчы з насенiнкi, занесенай невядома адкуль, паказаўся парастак, зусiм не падобны на iншыя былiнкi. Маленькi прынц вельмi сачыў за iм. А раптам гэта якая-небудзь новая разнавiднасць баабабу?!

Bet šī bija uzdīgusi kādu dienu no sēklas, kas bija atnesta nezin no kurienes, un mazais princis nevarēja vien beigt aplūkot asniņu, kurš nelīdzinājās nevienam citam. Tas varēja būt jaunas šķirnes baobabs.

Але кусцiк хутка перастаў расцi i пачаў рыхтаваць кветку. Маленькi прынц, якi ўбачыў вялiкi бутон, адчуваў, што ў iм нейкi цуд, але кветка ўсё прыхарошвалася i прыхарошвалася ў прытулку сваёй зялёнай святлiцы.

Bet drīz vien stāds pārstāja augt un sāka izvērsties ziedā. Mazais princis, kas nekad nebija redzējis tik milzīgu pumpuru, juta, ka no tās izplauks  brīnumaina parādība, bet puķe savā zaļajā istabiņa nevarēja vien saposties pietiekami skaista.

Яна няспешна апраналася, адзiн за адным прымервала пялёсткi. Яна нё хацела з’яўляцца на свет ускудлачанай, як нейкi там мак-самасейка. Ёй хацелася паказацца ў поўным бляску свайго хараства. Гэта была страшэнная какетка!

Viņa ļoti rūpīgi izvēlējās krāsas. Viņa tērpās lēnām, pielaikodama ziedlapiņas citu pēc citas. Viņa negribēja uzplaukt izspūrusi kā magone. Viņa gribēja parādīties visā savā krāšņumā. Ai, jā! Viņa bija ļoti koķeta!

Дзень за днём яна рыхтавалася да выхаду ў свет. I вось аднойчы ранiцай, якраз на ўзыходзе сонца, бутон раскрыўся.

Viņas noslēpumainā tērpšanās ilga daudzas dienas. Un tad kādu rītu tieši saullēkta stundā viņa atvērās.

I кветка, якая столькi сiлы выклала, рыхтуючыся да гэтай хвiлiны, з позяхам вымавiла:

Bet skaistule, kas bija tik rūpīgi posusies, teica žāvādamās:

— Ах! Ледзьве прачнулася… Прашу прабачэння… Я яшчэ такая ўскудлачаная…

— Ā! Es tikko atmodos… Lūdzu, piedodiet… Esmu vēl pavisam izspūrusi…

Маленькi прынц не змог стрымаць свайго захаплення:

Mazais princis vairs nevarēja apvaldīt savu apbrīnu:

— Якая вы прыгожая!

— Cik jūs esat skaista!

— А што, праўда? — мякка падхапiла кветка. — Я нарадзiлася разам з сонцам…

— Vai ne, — klusi atbildēja puķe. — Es esmu dzimusi tai pašā stundā, kad saule…

Маленькi прынц яшчэ тады падумаў, што кветка не дужа сцiплая, але яна была такая чароўная!

Mazais princis it labi nojauta, ka puķe nav no kautrīgajām, bet viņa bija tik aizkustinoša!

— Калi не памыляюся, якраз час снедаць, — хутка дадала яна. — Будзьце ласкавы, паклапацiцеся пра мяне…

— Man šķiet, ka tagad ir brokastu laiks, — viņa tūdaļ piebilda, — esiet tik laipns, padomājiet par mani…

Збянтэжаны Маленькi прынц схапiў лейку з крынiчнай вадой i палiў кветку.

Un mazais princis, pavisam apmulsis, sameklēja lejkannu ar svaigu ūdeni un aplaistīja puķi.

Неўзабаве яна лiтаральна замучыла яго сваёй трошкi крыўдлiвай пыхлiвасцю. Аднойчы, да прыкладу, у размове пра свае чатыры калючкi, яна сказала Маленькаму прынцу:

Drīz vien puķe viņu galīgi nomocīja ar savu neizprotamo iedomību. Kādu dienu, piemēram, runājot par saviem četriem ērkšķiem, viņa sacīja mazajam princim:

— Сюды могуць прыйсцi тыгры, i ў iх такiя кiпцюры!

— Lai nu nāk tīģeri ar saviem nagiem!

— На маёй планеце няма тыграў, — сказаў Маленькi прынц, — ды тыгры i не ядуць травы.

— Uz manas planētas nav tīģeru,— iebilda mazais princis, — un turklāt tīģeri neēd zāli.

— Я не трава, — мякка запярэчыла кветка.

— Es neesmu zāle, — mierīgi atbildēja puķe.

— Прашу прабачэння…

— Piedodiet…

— Мяне нiколечкi не палохаюць тыгры, але я страшэнна баюся скразнякоў. У вас часам не знойдзецца парасона?

— Man nemaz nav bail no tīģeriem, bet es šausmīgi neciešu caurvēju. Vai jums būtu kāds aizsegs?

«Раслiна, а баiцца скразнякоў… Як дзiўна… — падумаў Маленькi прынц. Якi складаны характар у гэтай кветкi…»

“Augs necieš caurvēju… ļoti savādi,” mazais princis nodomāja. “Šī puķe ir ļoti komplicēta…”

— Нанач мяне трэба накрываць шкляным каўпаком. Тут так холадна, няўтульна. Там, адкуль я прыйшла…

— Vakarā apsedziet mani ar stikla kupolu. Pie jums ir ļoti auksts. Te ir tik nemājīgi. Tur, no kurienes es nāku…

Але яна змоўкла. Яна прыйшла насенiнкай i нiчога не магла ведаць пра iншы свет. Прысаромленая, што так вiдавочна хацела зманiць, ды не выйшла, яна разы два-тры кашлянула, каб Маленькi прынц адчуў, як ён вiнаваты перад ёю.

Bet tad viņa apklusa. Viņa taču bija atnesta šurp sēklas veidā. Ko gan viņa varēja zināt par citām pasaulēm. Apkaunota, ka ļāvusi pārsteigt sevi tik naivos melos, puķe divas vai trīs reizes iekāsējās, lai mazais princis sajustu savu vainu.

— То як з парасонам?..

— Kur ir aizsegs?…

— Я хацеў iсцi па яго, але ж вы гаварылi са мной!

— Es jau devos pēc tā, bet jūs runājāt ar mani!

Яна зноў знарок закашляла, каб дадаць яму пакуты.

Tad puķe sāka vēl stiprāk kāsēt, lai viņam iedvestu sirdsapziņas pārmetumus.

I Маленькi прынц, хоць i вельмi палюбiў кветку, хутка перастаў верыць ёй. Ён усур’ёз прымаў яе пустаслоўе i адчуваў сябе вельмi няшчасным…

Un tā mazais princis, lai arī viņam piemita mīlestības laba griba, drīz vien bija sācis šaubīties par puķi. Vieglprātīgos vārdus viņš bija uzņēmis nopietni un kļuvis ļoti nelaimīgs.

— Дарэмна я слухаў яе, — неяк прызнаўся ён мне, — нiколi не варта слухаць, што кажуць кветкi. Трэба толькi любавацца iмi ды дыхаць iх водарам. Ад маёй красунi па ўсёй планеце iшоў цудоўны пах, але я не ўмеў яму радавацца. Трэба было замiлавацца гэтай байкай пра калючкi, а яна так засмуцiла мяне…

“Man nevajadzēja puķē klausīties,” viņš man atzinās kādu dienu, “nekad nevajag klausīties puķēs. Tās jāuzlūko un jāelpo to smarža. Manējā ar savu smaržu apdvesa visu planētu, bet es nepratu par to priecāties. Šīm runām par nagiem vajadzēja modināt līdzjūtību, bet es noskaitos…”

Маленькi прынц замаўчаў, потым дадаў:

Un vēl viņš atzinās:

— Нiчога я тады не разумеў! Трэба было судзiць яе па ўчынках, а не па словах. Яна была мне як гаючыя лекi, як святло. Не трэба было мне ўцякаць! Я павiнен быў разгледзець яе пяшчотнае сэрца за гэтымi няўдалымi хiтрыкамi. Кветкi такiя супярэчлiвыя! Але я быў надта юны, каб умець любiць.

“Toreiz es viņu nesapratu! Man vajadzēja par viņu spriest pēc darbiem, nevis pēc vārdiem. Viņa apdvesa mani ar savu smaržu un darīja gaišāku manu dzīvi. Man nevajadzēja bēgt prom! Man vajadzēja nojaust viņas maigumu zem nožēlojamā viltības aizsega. Puķes ir tik pretrunīgas! Bet es biju pārāk jauns, lai prastu mīlēt.”

РАЗДЗЕЛ IХ

IX

Як я зразумеў, Маленькi прынц вырашыў вандраваць з пералётнымi птушкамi. Наранку ў дзень ад’езду ён, як нiколi старанна, прыбраў сваю планету. Клапатлiва прачысцiў дзейныя вулканы. У яго было два дзейныя вулканы. На iх вельмi ёмка разаграваць сняданкi.

Man šķiet, ka mazais princis bija nolēmis aizceļot ar gājputniem. Tajā rītā viņš krietni uzposa savu planētu. Viņš rūpīgi iztīrīja darbojošos vulkānus. Viņam bija divi vulkāni, kas darbojās. Uz tiem ļoti ērti no rītiem varēja uzsildīt brokastis.

Быў у яго i адзiн патухлы вулкан. Але, як ён казаў: «Да прыгоды не тры годы!» I ён прачысцiў i гэты. Калi вулканы добра прачышчаны, яны гараць цiха i раўнамерна, без вывяржэнняў. Вулканiчныя вывяржэннi — гэта як полымя ў печы.

Viņam piederēja ari viens izdzisis vulkāns. Bet kā mēdz teikt: “Nekad nevar būt drošs!” Tādēļ viņš iztīrīja arī izdzisušo vulkānu. Ja vulkāni ir labi iztīrīti, tie deg mierīgi, vienmērīgi, bez izvirdumiem. Vulkānu izvirdumi ir kā uguns skurstenī.

Канечне, мы занадта малыя, каб чысцiць свае зямныя вулканы. З гэтай прычыны яны i прыносяць нам безлiч непрыемнасцей.

Acīm redzot, uz zemes mēs esam pārāk mazi, lai iztīrītu savus vulkānus. Tādēļ tie sagādā mums tik daudz nepatikšanu.

Маленькi прынц задуменна павырываў апошнiя сцяблiнкi баабабу. Ён думаў, што ўжо нiколi болей не вернецца сюды. Усе гэтыя будзённыя клопаты здалiся яму ў той ранак надзвычай прыемнымi.

Mazais princis mazliet noskumis izrāva pēdējos baobabu dzinumus. Viņš domāja, ka nekad vairs neatgriezīsies. Visi parastie darbi šorīt viņam likās neparasti jauki.

I калi ён апошнi раз палiў кветку i намерыўся закрыць яе каўпаком, ледзь не заплакаў.

Kad viņš pēdējo reizi aplaistīja puķi un gatavojās to apsegt ar stikla kupolu, viņam gribējās pat raudāt.

— Бывай, — сказаў ён кветцы.

— Ardievu, — viņš teica puķei.

Але тая маўчала.

Bet puķe neatbildēja.

— Бывай, — паўтарыў ён.

— Ardievu, — viņš atkārtoja.

Кветка закашляла. Але не ад прастуды.

Puķe iekāsējās. Tas nebija tādēļ, ka viņa būtu saaukstējusies.

— Я была дурнiца, — прамовiла яна нарэшце, — Прабач мне… Пастарайся быць шчаслiвым.

— Esmu bijusi muļķe, — beidzot viņa teica. — Lūdzu piedod man. Un centies būt laimīgs.

I нiводнага папроку… Здзiўлены Маленькi прынц разгублена стаяў над ёю са шкляным каўпаком у руцэ. Ён не разумеў гэтай спакойнай пяшчоты.

Mazais princis bija pārsteigts, nedzirdot pārmetumus. Viņš stāvēja, pavisam apmulsis, ar stikla kupolu rokās. Viņš nesaprata šo kluso maigumu.

— Так, я люблю цябе, — сказала яму кветка. — Сама вiнавата, што ты не ведаў пра гэта. Цяпер гэта ўжо не мае нiякага значэння. Але i ты быў такi ж неразумны, як я. Пастарайся быць шчаслiвым… I кiнь ты гэты каўпак! Мне ён больш не патрэбен.

— Nu, protams, es tevi mīlu, — teica puķe. — Tā bija mana vaina, ka tu par to neko nezināji. Bet tas ir tik nesvarīgi. Arī tu biji tāds pats muļķis kā es. Centies būt laimīgs… Liec šo kupolu mierā. Es to vairs negribu.

— Але ж вецер…

— Bet vējš…

— Не гэткая ўжо я i далiкатная… Свежае начное паветра карысна мне. Я ж кветка.

— Es jau nemaz neesmu tā saaukstējusies… Svaigais nakts gaiss man darīs labu. Es esmu puķe.

— Але ж звяры…

— Bet zvēri…

— Нiчога страшнага, калi з’явяцца тут два-тры вусенi, калi хочаш пазнаёмiцца з матылькамi. Здаецца, яны вельмi прыгожыя. А то хто ж наведае мяне? Ты будзеш далёка. Што ж да вялiкiх звяроў, то я нiчога не баюся. У мяне таксама ёсць кiпцюры.

Man taču ir jāpacieš pāris kāpuru, ja gribu iepazīt tauriņus. Tie laikam ir ļoti skaisti. Kas tad mani apciemos? Tu taču būsi tālu projām. Bet no lieliem zvēriem es nebaidos. Man ir nagi.

Яна наiўна паказала чатыры калючкi.

Un viņa naivi rādīja savus četrus ērkšķus. Pēc tam piebilda:

— Толькi не марудзь, гэта нясцерпна! — дадала яна. — Вырашыў пайсцi адсюль — дык iдзi!

— Nevilcinies, tas uztrauc. Ja esi izlēmis doties projām, tad ej.

Яна не хацела, каб ён бачыў яе слёзы. Такая ўжо гордая кветка…

Viņa negribēja, ka mazais princis redz viņu raudam. Tā bija ļoti lepna puķe…

РАЗДЗЕЛ Х

X

Блiжэй усяго да планеты Маленькага прынца былi астэроiды 325, 326, 327, 328, 329 i 330. Вось ён i вырашыў для пачатку наведаць iх: трэба ж знайсцi сабе хоць якi занятак ды навучыцца чаму-небудзь.

Vistuvāk mazā prinča planētai atradās asteroīdi 325., 326., 327., 328., 329. un 330. Tāpēc tos viņš apciemoja vispirms, lai sameklētu tur kādu nodarbošanos vai iemācītos kaut ko.

На першай планеце жыў кароль. Увесь у пурпуры i гарнастаях, ён сядзеў на простым, але дужа велiчным троне.

Pirmo apdzīvoja kāds karalis. Tērpies purpurā un sermuļādās, viņš sēdēja uz ļoti vienkārša un tomēr majestātiska troņa.

— Ага! Вось i падданы! — усклiкнуў задаволены кароль, як толькi заўважыў Маленькага прынца.

— Lūk, pavalstnieks! — karalis iesaucās, ieraudzījis mazo princi.

«Як ён можа ведаць, хто я такi, калi нiколi не бачыў мяне?!» — падумаў Маленькi прынц.

Un mazais princis nodomāja: “Kā gan viņš mani pazīst, ja nekad nav redzējis?”

Ён не ведаў, што для каралёў свет надта спрошчаны. Усе людзi для iх падданыя.

Viņš nezināja, ka karaļi pasauli vienkāršo. Visi cilvēki viņiem ir pavalstnieki.

— Падыдзi блiжэй, я хачу лепей разглядзець цябе, — загадаў яму кароль, страшэнна горды, што ён можа быць некаму каралём.

— Panāc tuvāk, lai es tevi labāk redzu, — teica karalis, kas jutās gauži lepns, ka ir kādam karalis.

Маленькi прынц пашукаў вачыма, дзе б прысесцi, але ўся планета хавалася пад велiкапышнай каралеўскай мантыяй. Давялося стаяць, але ён быў моцна стомлены i пазяхнуў.

Mazais princis ar skatienu meklēja, kur apsēsties, bet visu planētu pilnīgi aizņēma krāšņais sermuļādu apmetnis. Tā nu viņš palika stāvam, bet, tā kā bija noguris, nožāvājās.

— Непрыстойна пазяхаць у прысутнасцi караля, — заўважыў яму манарх. — Я забараняю табе гэта.

— Žāvāties karaļa klātbūtnē ir pret etiķetes noteikumiem, — teica karalis. — Es tev to aizliedzu.

— Нiяк не мог утрымацца, — адказаў збянтэжаны Маленькi прынц. — Я з доўгай дарогi, не выспаўся…

— Es nevaru savaldīties, — pavisam apmulsis, atbildēja mazais princis. — Mans ceļojums bija ilgs, un es neesmu nemaz gulējis…

— У такiм разе, — злiтаваўся кароль, — загадваю табе пазяхаць! Гадамi не бачу, каб хто пазяхаў. Мне гэта нават цiкава. Ну, пазяхнi яшчэ раз. Гэта загад.

— Tad es tev pavēlu žāvāties, — sacīja karalis. — Gadiem ilgi neesmu redzējis kādu žāvājamies. Žāvas ir ievērības cienīga parādība. Nu, nožāvājies vēlreiz! Tā ir pavēle.

— Прабачце… Не магу больш… — вымавiў Маленькi прынц i залiўся чырванню.

— Es kautrējos… vairs nevaru… — iebilda mazais princis gluži nosarcis.

— Гм! Гм! — кашлянуў кароль. — У такiм разе, я… я загадваю табе то пазяхаць, то…

— Hm! Hm! — atteica karalis. — Tad es… es tev pavēlu brīžiem žāvāties un brīžiem ne.

Ён заблытаўся i, здаецца, нават трошкi зазлаваў.

Viņš sastostījās un likās esam saīdzis.

Бо каралю ж сама важнае — каб яму безагаворачна падпарадкоўвалiся. Ён не цярпеў непаслушэнства. Гэта быў абсалютны манарх. Але ён быў вельмi добры, таму i аддаваў толькi разумныя загады.

Jo karalis raudzījās, lai viņa autoritāte tiktu respektēta. Viņš necieta nepaklausību. Viņš bija absolūtais monarhs. Bet, tā kā bija ļoti labs, viņš deva saprātīgas pavēles.

«Калi б я загадаў, — сцiпла тлумачыў ён, — калi б я загадаў якому-небудзь генералу перакiнуцца ў марскую птушку i калi б генерал не паслухаўся, вiнаваты быў бы не генерал. Вiнаваты быў бы я».

“Ja es pavēlētu,” karalis mēdza teikt, “ja es pavēlētu kādam ģenerālim pārvērsties par kaiju un ja šis ģenerālis neklausītu, tā nebūtu viņa vaina. Tā būtu mana vaina.”

— Можна мне сесцi? — нясмела запытаў дазволу Маленькi прынц.

— Vai drīkstu apsēsties? — bailīgi ievaicājās mazais princis.

— Я загадваю табе сесцi, — адказаў кароль i велiчным рухам падабраў палу сваёй мантыi.

— Es tev pavēlu apsēsties, — atbildēja karalis, majestātiski sakārtodams sava sermuļādu apmetņa malu.

Але Маленькi прынц не пераставаў дзiвавацца. Планета была зусiм невялiчкая. Над чым жа пануе гэты кароль?

Mazais princis bija neziņā. Planēta tik niecīga — pār ko gan karalis valda?

— Пане, — сказаў ён, — дазвольце запытацца ў вас…

— Jūsu majestāte, — viņš teica, — lūdzu, piedodiet, ka uzdrošinos jums jautāt…

— Загадваю: пытайся! — паспешна сказаў кароль.

— Es tev pavēlu jautāt, — karalis steidzīgi noteica.

— Пане… над чым вы пануеце?

— Majestāt, pār ko jūs valdāt?

— Над усiм, — з невымоўнай прастатою адказаў кароль.

— Pār visu, — karalis vientiesīgi atbildēja.

— Як — «над усiм»?

— Pār visu?

Кароль сцiплым рухам абвёў сваю планету, паказаў на iншыя планеты i зоркi.

Karalis ar necilu žestu norādīja uz savu planētu, uz pārējām planētām un zvaigznēm.

— Над усiм гэтым? — моцна ўразiўся Маленькi прынц.

— Pār visu šo? — mazais princis pārjautāja.

— Над усiм гэтым, — пацвердзiў кароль.

— Pār visu šo… — karalis atbildēja.

Бо гэта быў не проста абсалютны, а ўсеадзiны, нiчым не абмежаваны манарх.

Jo viņš bija ne tikai absolūtais, bet arī universālais monarhs.

— I зоркi слухаюцца вас?

— Un zvaigznes jums paklausa?

— А як жа? — адказаў кароль. — Iменна слухаюцца. Я цярпець не магу непаслушэнства.

— Protams, — karalis atteica. — Viņas klausa uz vārda. Es neciešu nedisciplinētību.

Такая ўсемагутнасць прывяла ў захапленне Маленькага прынца. От, калi б у яго была такая ўлада! Тады ён змог бы любавацца не толькi сарака чатырма, а сямiдзесяццю двума цi нават сотняй або двумастамi захадамi сонца ў адзiн дзень. I нiколi не перастаўляў бы свайго крэсла!

Šāda vara mazajā princī izraisīja izbrīnu. Ja tāda būtu viņa rokās, tad viņš varētu vienā un tai pašā dienā noraudzīties nevis četrdesmit četros, bet septiņdesmit divos vai ari simt vai divsimt saulrietos, pat neizkustinot no vietas savu krēslu!

Успамiн пра сваю пакiнутую планету напоўнiў сумам сэрца Маленькага прынца, i ён асмелiўся звярнуцца да караля з просьбай:

Un, tā kā princi atkal pārņēma skumjas, atceroties savu mazo planētu, viņš iedrošinājās palūgt karalim kādu žēlastību:

— Я хацеў бы ўбачыць захад сонца… Зрабiце такую ласку… Загадайце сонцу заходзiць…

— Es gribētu redzēt saulrietu… Dariet man šo prieku… Pavēliet saulei, lai tā noriet…