But he did not reply to my question. He merely said to me:

Но он не ответил. Он сказал просто:

“Water may also be good for the heart…”

— Вода бывает нужна и сердцу…

I did not understand this answer, but I said nothing. I knew very well that it was impossible to cross-examine him.

Я не понял, но промолчал. Я знал, что не следует его расспрашивать.

He was tired. He sat down. I sat down beside him. And, after a little silence, he spoke again:

Он устал. Опустился на песок. Я сел рядом. Помолчали. Потом он сказал:

“The stars are beautiful, because of a flower that cannot be seen.”

— Звёзды очень красивые, потому что где-то там есть цветок, хоть его и не видно…

I replied, “Yes, that is so.” And, without saying anything more, I looked across the ridges of sand that were stretched out before us in the moonlight.

— Да, конечно, — сказал я только, глядя на волнистый песок, освещённый луною.

“The desert is beautiful,” the little prince added.

— И пустыня красивая… — прибавил Маленький принц.

And that was true. I have always loved the desert. One sits down on a desert sand dune, sees nothing, hears nothing. Yet through the silence something throbs, and gleams…

Это правда. Мне всегда нравилось в пустыне. Сидишь на песчаной дюне. Ничего не видно. Ничего не слышно. И всё же в тишине что-то светится…

“What makes the desert beautiful,” said the little prince, “is that somewhere it hides a well…”

— Знаешь, отчего хороша пустыня? — сказал он. — Где-то в ней скрываются родники…

I was astonished by a sudden understanding of that mysterious radiation of the sands. When I was a little boy I lived in an old house, and legend told us that a treasure was buried there. To be sure, no one had ever known how to find it; perhaps no one had ever even looked for it. But it cast an enchantment over that house. My home was hiding a secret in the depths of its heart…

Я был поражён, вдруг я понял, что означает таинственный свет, исходящий от песков. Когда-то, маленьким мальчиком, я жил в старом-престаром доме — рассказывали, будто в нём запрятан клад. Разумеется, никто его так и не открыл, а может быть, никто никогда его и не искал. Но из-за него дом был словно заколдован: в сердце своём он скрывал тайну…

“Yes,” I said to the little prince. “The house, the stars, the desert — what gives them their beauty is something that is invisible!”

— Да, — сказал я. — Будь то дом, звёзды или пустыня — самое прекрасное в них то, чего не увидишь глазами.

“I am glad,” he said, “that you agree with my fox.”

— Я очень рад, что ты согласен с моим другом Лисом, — отозвался Маленький принц.

As the little prince dropped off to sleep, I took him in my arms and set out walking once more. I felt deeply moved, and stirred. It seemed to me that I was carrying a very fragile treasure. It seemed to me, even, that there was nothing more fragile on all Earth.

Потом он уснул, я взял его на руки и пошёл дальше. Я был взволнован. Мне казалось — я несу хрупкое сокровище. Мне казалось даже, что ничего более хрупкого нет на нашей Земле.

In the moonlight I looked at his pale forehead, his closed eyes, his locks of hair that trembled in the wind, and I said to myself:

При свете луны я смотрел на его бледный лоб, на сомкнутые ресницы, на золотые пряди волос, которые перебирал ветер, и говорил себе: всё это лишь оболочка. Самое главное — то, чего не увидишь глазами…

“What I see here is nothing but a shell. What is most important is invisible…” As his lips opened slightly with the suspicion of a half-smile, I said to myself, again: “What moves me so deeply, about this little prince who is sleeping here, is his loyalty to a flower — the image of a rose that shines through his whole being like the flame of a lamp, even when he is asleep…” And I felt him to be more fragile still. I felt the need of protecting him, as if he himself were a flame that might be extinguished by a little puff of wind…

Его полуоткрытые губы дрогнули в улыбке, и я сказал себе ещё: трогательней всего в этом спящем Маленьком принце его верность цветку, образ розы, который сияет в нём, словно пламя светильника, даже когда он спит… И я понял, что он ещё более хрупок, чем кажется. Светильники надо беречь: порыв ветра может погасить их…

And, as I walked on so, I found the well, at daybreak.

Так я шёл — и на рассвете дошёл до колодца.

XXV

ГЛАВА XXV

“Men,” said the little prince, “set out on their way in express trains, but they do not know what they are looking for. Then they rush about, and get excited, and turn round and round…”

— Люди забираются в скорые поезда, но они уже сами не понимают, чего ищут, — сказал Маленький принц. — Поэтому они не знают покоя и бросаются то в одну сторону, то в другую…

And he added:

Потом прибавил:

“It is not worth the trouble…”

— И всё напрасно…

The well that we had come to was not like the wells of the Sahara. The wells of the Sahara are mere holes dug in the sand. This one was like a well in a village. But there was no village here, and I thought I must be dreaming…

Колодец, к которому мы пришли, был не такой, как все колодцы в Сахаре. Обычно здесь колодец — просто яма в песке. А это был самый настоящий деревенский колодец. Но поблизости не было никакой деревни, и я подумал, что это сон.

“It is strange,” I said to the little prince. “Everything is ready for use: the pulley, the bucket, the rope…”

— Как странно, — сказал я Маленькому принцу, — тут всё приготовлено: и ворот, и ведро, и верёвка…

He laughed, touched the rope, and set the pulley to working. And the pulley moaned, like an old weathervane which the wind has long since forgotten.

Он засмеялся, тронул верёвку, стал раскручивать ворот. И ворот заскрипел, точно старый флюгер, долго ржавевший в безветрии.

“Do you hear?” said the little prince. “We have wakened the well, and it is singing…”

— Слышишь? — сказал Маленький принц. — Мы разбудили колодец, и он запел…

I did not want him to tire himself with the rope.

Я боялся, что он устанет.

“Leave it to me,” I said. “It is too heavy for you.”

— Я сам зачерпну воды, — сказал я, — тебе это не под силу.

I hoisted the bucket slowly to the edge of the well and set it there — happy, tired as I was, over my achievement. The song of the pulley was still in my ears, and I could see the sunlight shimmer in the still trembling water.

Медленно вытащил я полное ведро и надёжно поставил его на каменный край колодца. В ушах у меня ещё отдавалось пенье скрипучего ворота, вода в ведре ещё дрожала, и в ней дрожали солнечные зайчики.

“I am thirsty for this water,” said the little prince. “Give me some of it to drink…”

— Мне хочется глотнуть этой воды, — промолвил Маленький принц. — Дай мне напиться…

And I understood what he had been looking for.

И я понял, что он искал!

I raised the bucket to his lips. He drank, his eyes closed. It was as sweet as some special festival treat. This water was indeed a different thing from ordinary nourishment. Its sweetness was born of the walk under the stars, the song of the pulley, the effort of my arms. It was good for the heart, like a present.

Я поднёс ведро к его губам. Он пил, закрыв глаза. Это было как самый прекрасный пир. Вода эта была не простая. Она родилась из долгого пути под звёздами, из скрипа ворота, из усилий моих рук. Она была, как подарок сердцу.

When I was a little boy, the lights of the Christmas tree, the music of the Midnight Mass, the tenderness of smiling faces, used to make up, so, the radiance of the gifts I received.

Когда я был маленький, так светились для меня рождественские подарки: сияньем свеч на ёлке, пеньем органа в час полночной мессы, ласковыми улыбками.

“The men where you live,” said the little prince, “raise five thousand roses in the same garden — and they do not find in it what they are looking for.”

— На твоей планете, — сказал Маленький принц, — люди выращивают в одном саду пять тысяч роз… и не находят того, что ищут…

“They do not find it,” I replied.

— Не находят, — согласился я.

“And yet what they are looking for could be found in one single rose, or in a little water.”

— А ведь то, чего они ищут, можно найти в одной-единственной розе, в глотке воды…

“Yes, that is true,” I said.

— Да, конечно, — согласился я.

And the little prince added:

И Маленький принц сказал:

“But the eyes are blind. One must look with the heart…”

— Но глаза слепы. Искать надо сердцем.

I had drunk the water. I breathed easily. At sunrise the sand is the color of honey. And that honey color was making me happy, too. What brought me, then, this sense of grief?

Я выпил воды. Дышалось легко. На рассвете песок становится золотой, как мёд. И от этого тоже я был счастлив. С чего бы мне грустить?..

“You must keep your promise,” said the little prince, softly, as he sat down beside me once more.

— Ты должен сдержать слово, — мягко сказал Маленький принц, снова садясь рядом со мною.

“What promise?”

— Какое слово?

“You know — a muzzle for my sheep… I am responsible for this flower…”

— Помнишь, ты обещал… намордник для моего барашка… Я ведь в ответе за тот цветок.

I took my rough drafts of drawings out of my pocket. The little prince looked them over, and laughed as he said:

Я достал из кармана свои рисунки. Маленький принц поглядел на них и засмеялся:

“Your baobabs — they look a little like cabbages.”

— Баобабы у тебя похожи на капусту…

“Oh!”
I had been so proud of my baobabs!

А я-то так гордился своими баобабами!

“Your fox — his ears look a little like horns; and they are too long.”

— А у лисицы твоей уши… точно рога! И какие длинные!

And he laughed again.

И он опять засмеялся.

“You are not fair, little prince,” I said. “I don’t know how to draw anything except boa constrictors from the outside and boa constrictors from the inside.”

— Ты несправедлив, дружок. Я ведь никогда и не умел рисовать — разве только удавов снаружи и изнутри.

“Oh, that will be all right,” he said, “children understand.”

— Ну ничего, — успокоил он меня. — Дети и так поймут.

So then I made a pencil sketch of a muzzle. And as I gave it to him my heart was torn.

И я нарисовал намордник для барашка. Я отдал рисунок Маленькому принцу, и сердце у меня сжалось.

“You have plans that I do not know about,” I said.

— Ты что-то задумал и не говоришь мне…

But he did not answer me.

Но он не ответил.

He said to me, instead:
“You know — my descent to the earth… Tomorrow will be its anniversary.”

— Знаешь, — сказал он, — завтра исполнится год, как я попал к вам на Землю…

Then, after a silence, he went on:

И умолк. Потом прибавил:

“I came down very near here.”

— Я упал совсем близко отсюда…

And he flushed.

И покраснел.

And once again, without understanding why, I had a queer sense of sorrow.

И опять, бог весть почему, тяжело стало у меня на душе.

One question, however, occurred to me:
“Then it was not by chance that on the morning when I first met you — a week ago — you were strolling along like that, all alone, a thousand miles from any inhabited region? You were on the your back to the place where you landed?”

Всё-таки я спросил:
— Значит, неделю назад, в то утро, когда мы познакомились, ты не случайно бродил тут совсем один, за тысячу миль от человеческого жилья? Ты возвращался к тому месту, где тогда упал?

The little prince flushed again.

Маленький принц покраснел ещё сильнее.

And I added, with some hesitancy:

А я прибавил нерешительно:

“Perhaps it was because of the anniversary?”

— Может быть, это потому, что исполняется год?..

The little prince flushed once more. He never answered questions — but when one flushes does that not mean “Yes”?

И снова он покраснел. Он не ответил ни на один мой вопрос, но ведь когда краснеешь, это значит «да», не так ли?

“Ah,” I said to him, “I am a little frightened — ”

— Мне страшно… — со вздохом начал я.

But he interrupted me.

Но он сказал:

“Now you must work. You must return to your engine. I will be waiting for you here. Come back tomorrow evening…”

— Пора тебе приниматься за работу. Иди к своей машине. Я буду ждать тебя здесь. Возвращайся завтра вечером…

But I was not reassured. I remembered the fox. One runs the risk of weeping a little, if one lets himself be tamed…

Однако мне не стало спокойнее. Я вспомнил о Лисе. Когда даёшь себя приручить, потом случается и плакать.

XXVI

ГЛАВА XXVI

Beside the well there was the ruin of an old stone wall. When I came back from my work, the next evening, I saw from some distance away my little price sitting on top of a wall, with his feet dangling. And I heard him say:

Неподалёку от колодца сохранились развалины древней каменной стены. На другой вечер, покончив с работой, я вернулся туда и ещё издали увидел, что Маленький принц сидит на краю стены, свесив ноги. И услышал его голос:

“Then you don’t remember. This is not the exact spot.”

— Разве ты не помнишь? — говорил он. — Это было совсем не здесь.

Another voice must have answered him, for he replied to it:

Наверно, кто-то ему отвечал, потому что он возразил:

“Yes, yes! It is the right day, but this is not the place.”

— Ну да, это было ровно год назад, день в день, но только в другом месте…

I continued my walk toward the wall. At no time did I see or hear anyone. The little prince, however, replied once again:

Я зашагал быстрей. Но нигде у стены я больше никого не видел и не слышал. А между тем Маленький принц снова ответил кому-то:

“ — Exactly. You will see where my track begins, in the sand. You have nothing to do but wait for me there. I shall be there tonight.”

— Ну, конечно. Ты найдёшь мои следы на песке. И тогда жди. Сегодня ночью я туда приду.

I was only twenty meters from the wall, and I still saw nothing.

До стены оставалось двадцать метров, а я всё ещё ничего не видел.

After a silence the little prince spoke again:

После недолгого молчания Маленький принц спросил:

“You have good poison? You are sure that it will not make me suffer too long?”

— А у тебя хороший яд? Ты не заставишь меня долго мучиться?

I stopped in my tracks, my heart torn asunder; but still I did not understand.

Я остановился, и сердце моё сжалось, но я всё ещё не понимал.

“Now go away,” said the little prince. “I want to get down from the wall.”

— Теперь уходи, — сказал Маленький принц. — Я хочу спрыгнуть вниз.

I dropped my eyes, then, to the foot of the wall — and I leaped into the air. There before me, facing the little prince, was one of those yellow snakes that take just thirty seconds to bring your life to an end.

Тогда я опустил глаза, да так и подскочил! У подножья стены, подняв голову к Маленькому принцу, свернулась жёлтая змейка, из тех, чей укус убивает в полминуты.

Even as I was digging into my pocked to get out my revolver I made a running step back. But, at the noise I made, the snake let himself flow easily across the sand like the dying spray of a fountain, and, in no apparent hurry, disappeared, with a light metallic sound, among the stones.

Нащупывая в кармане револьвер, я бегом бросился к ней, но при звуке шагов змейка тихо заструилась по песку, словно умирающий ручеёк, и с еле слышным металлически звоном неторопливо скрылась меж камней.

I reached the wall just in time to catch my little man in my arms; his face was white as snow.

Я подбежал к стене как раз вовремя, чтобы подхватить моего Маленького принца. Он был белее снега.

“What does this mean?” I demanded. “Why are you talking with snakes?”

— Что это тебе вздумалось, малыш! — воскликнул я. — Чего ради ты заводишь разговоры со змеями?

I had loosened the golden muffler that he always wore. I had moistened his temples, and had given him some water to drink. And now I did not dare ask him any more questions. He looked at me very gravely, and put his arms around my neck. I felt his heart beating like the heart of a dying bird, shot with someone’s rifle…

Я развязал его неизменный золотой шарф. Смочил ему виски и заставил выпить воды. Но я не смел больше ни о чём спрашивать. Он серьёзно посмотрел на меня и обвил мою шею руками. Я услышал, как бьётся его сердце, словно у подстреленной птицы. Он сказал:

“I am glad that you have found what was the matter with your engine,” he said. “Now you can go back home — ”

— Я рад, что ты нашёл, в чём там была беда с твоей машиной. Теперь ты можешь вернуться домой…

“How do you know about that?”

— Откуда ты знаешь?!

I was just coming to tell him that my work had been successful, beyond anything that I had dared to hope.

Я как раз собирался сказать ему, что, вопреки всем ожиданиям, мне удалось исправить самолёт!

He made no answer to my question, but he added:

Он не ответил, он только сказал:

“I, too, am going back home today…”

— И я тоже сегодня вернусь домой.

Then, sadly —

Потом прибавил печально:

“It is much farther… It is much more difficult…”

— Это гораздо дальше… и гораздо труднее…

I realized clearly that something extraordinary was happening. I was holding him close in my arms as if he were a little child; and yet it seemed to me that he was rushing headlong toward an abyss from which I could do nothing to restrain him…

Всё было как-то странно. Я крепко обнимал его, точно малого ребёнка, и, однако, мне казалось, будто он ускользает, проваливается в бездну, и я не в силах его удержать…

His look was very serious, like some one lost far away.

Он задумчиво смотрел куда-то вдаль.

“I have your sheep. And I have the sheep’s box. And I have the muzzle…”

— У меня останется твой барашек. И ящик для барашка. И намордник…

And he gave me a sad smile.

И он печально улыбнулся.

I waited a long time. I could see that he was reviving little by little.

Я долго ждал. Он словно бы приходил в себя.

“Dear little man,” I said to him, “you are afraid…”

— Ты напугался, малыш…

He was afraid, there was no doubt about that. But he laughed lightly.

Ну ещё бы не напугаться! Но он тихонько засмеялся:

“I shall be much more afraid this evening…”

— Сегодня вечером мне будет куда страшнее…

Once again I felt myself frozen by the sense of something irreparable. And I knew that I could not bear the thought of never hearing that laughter any more. For me, it was like a spring of fresh water in the desert.

И снова меня оледенило предчувствие непоправимой беды. Неужели, неужели я никогда больше не услышу, как он смеётся? Этот смех для меня — точно родник в пустыне.