— Если я прикажу какому-нибудь генералу порхать бабочкой с цветка на цветок, или сочинить трагедию, или обернуться морской чайкой и генерал не выполнит приказа, кто будет в этом виноват — он или я?

— Ja es pavēlētu kādam ģenerālim lidot no zieda uz ziedu kā tauriņam vai uzrakstīt traģēdiju, vai pārvērsties par kaiju un, ja ģenerālis neizpildītu doto pavēli, kā vaina tā būtu: viņa vai manējā?

— Вы, ваше величество, — ни минуты не колеблясь, ответил Маленький принц.

— Tā būtu jūsu vaina, — mazais princis apņēmīgi noteica.

— Совершенно верно, — подтвердил король. — С каждого надо спрашивать то, что он может дать. Власть прежде всего должна быть разумной. Если ты повелишь своему народу броситься в море, он устроит революцию. Я имею право требовать послушания, потому что веления мои разумны.

— Tieši tā. No katra jāprasa tas, ko katrs spēj izpildīt, —karalis atsāka. — Autoritāte vispirms balstās uz saprātu. Ja pavēlēsi savai tautai mesties jūrā, tā sacelsies. Man ir tiesības prasīt paklausību, tādēļ, ka mani rīkojumi ir saprātīgi.

— А как же заход солнца? — напомнил Маленький принц: раз о чём-нибудь спросив, он уже не отступался, пока не получал ответа.

— Bet mans saulriets? — atgādināja mazais princis, kas nekad neaizmirsa reiz izteiktu jautājumu.

— Будет тебе и заход солнца. Я потребую, чтобы солнце зашло. Но сперва дождусь благоприятных условий, ибо в этом и состоит мудрость правителя.

— Tu redzēsi savu saulrietu. Es to pieprasīšu. Taču vispirms sagaidīšu labvēlīgus apstākļus, jo tā ir augstākā valdīšanas gudrība.

— А когда условия будут благоприятные? — осведомился Маленький принц.

— Kad tas būs? — apvaicājās mazais princis.

— Гм, гм, — ответил король, листая толстый календарь. — Это будет… Гм, гм… Сегодня это будет в семь часов сорок минут вечера. И тогда ты увидишь, как точно исполнится моё повеление.

— Hm! Hm! — albildēja karalis, vispirms paraudzījies lielā kalendārā. — Hm! Hm! Tas būs ap… ap… tas būs šovakar ap pulksten septiņiem četrdesmit! Tu redzēsi, cik labprāt izpildu tavu vēlēšanos.

Маленький принц зевнул. Жаль, что тут не поглядишь на заход солнца, когда хочется! И, по правде говоря, ему стало скучновато.

Mazais princis nožāvājās. Viņam bija žēl neredzētā saulrieta. Turklāt viņš jau sāka garlaikoties.

— Мне пора, — сказал он королю. — Больше мне здесь нечего делать.

— Man še vairs nav ko darīt, — viņš sacīja karalim. — Es došos projām.

— Останься! — сказал король: он был очень горд тем, что у него нашёлся подданный, и не хотел с ним расставаться. — Останься, я назначу тебя министром.

— Neej projām, — atbildēja karalis, kas jutās tik lepns, ka viņam ir viens pavalstnieks. — Neej projām, es iecelšu tevi par ministru!

— Министром чего?

— Par kādu ministru!

— Ну… юстиции.

— Par… tieslietu!

— Но ведь здесь некого судить!

— Bet nav jau neviena , ko tiesāt!

— Как знать, — возразил король. — Я ещё не осмотрел всего моего королевства. Я очень стар, для кареты у меня нет места, а ходить пешком так утомительно…

— Nevar zināt, — karalis atteica. — Es vēl neesmu apskatījis savu karaļvalsti. Esmu ļoti vecs, bet še nav vietas karietei, un staigāšana mani nogurdina.

Маленький принц наклонился и ещё раз заглянул на другую сторону планеты.
— Но я уже смотрел! — воскликнул он. — Там тоже никого нет.

— O! Es jau apskatīju, — sacīja princis un noliecās, lai pamestu skatienu planētas otrā pusē. — Tur arī nav neviena…

— Тогда суди сам себя, — сказал король. — Это самое трудное. Себя судить куда трудней, чем других. Если ты сумеешь правильно судить себя, значит, ты поистине мудр.

— Tad tu tiesāsi pats sevi, — karalis atbildēja. — Tas ir pats grūtākais. Sevi tiesāt ir daudz grūtāk nekā citus. Ja tev izdosies sevi novērtēt, tad tu patiesi būsi īsts gudrais.

— Сам себя я могу судить где угодно, — сказал Маленький принц. — Для этого мне незачем оставаться у вас.

— Es varu tiesāt sevi, vienalga, kur, — mazais princis sacīja. Tāpēc man nav jādzīvo šeit.

— Гм, гм… — сказал король. — Мне кажется, где-то на моей планете живёт старая крыса. Я слышу, как она скребётся по ночам. Ты мог бы судить эту старую крысу. Время от времени приговаривай её к смертной казни. От тебя будет зависеть её жизнь. Но потом каждый раз надо будет её помиловать. Надо беречь старую крысу, она ведь у нас одна.

— Hm! Hm! — karalis teica. — Man šķiet, ka kaut kur uz manas planētas dzīvo veca žurka. Naktīs es viņu dzirdu. Laiku pa laikam tu viņai piespriedīsi nāves sodu. Tādējādi viņas dzīve būs atkarīga no lavas tiesas. Bet tu viņu ikreiz apžēlosi, lai pataupītu vēlākam laikam. Mums ir tikai viena žurka.

— Не люблю я выносить смертные приговоры, — сказал Маленький принц. — И вообще мне пора.

— Man nepatīk sodīt ar nāvi, — atteica mazais princis. — Turklāt laiks doties ceļā.

— Нет, не пора, — возразил король.

— Nē, — karalis iebilda.

Маленький принц уже совсем собрался в дорогу, но ему не хотелось огорчать старого монарха.

Mazais princis jau bija saposies, taču viņš negribēja sāpināt veco monarhu.

— Если вашему величеству угодно, чтобы ваши повеления беспрекословно исполнялись, — сказал он, — вы могли бы отдать благоразумное приказание. Например, повелите мне пуститься в путь, не мешкая ни минуты… Мне кажется, условия для этого самые что ни на есть благоприятные.

— Ja jūsu majestāte vēlētos, lai jūs paklausa bez ierunām, jūs varētu dot man kādu jēdzīgāku pavēli. Jūs, piemēram, varētu pavēlēt man doties ceļā šai pašā mirklī. Manuprāt, visi apstākļi ir labvēlīgi…

Король не отвечал, и Маленький принц немного помедлил в нерешимости, потом вздохнул и отправился в путь.

Tā kā karalis neko neatbildēja, mazais princis brīdi vilcinājās, tad nopūtās un devās ceļā.

— Назначаю тебя послом! — поспешно крикнул вдогонку ему король.

— Es tevi ieceļu par savu sūtni, — karalis pasteidzās iesaukties.

И вид у него при этом был такой, точно он не потерпел бы никаких возражений.

Viņš izskatījās ļoti valdonīgs.

«Странный народ эти взрослые», — сказал себе Маленький принц, продолжая путь.

“Ir gan dīvaini ļaudis tie pieaugušie,” mazais princis nodomāja un turpināja savu ceļojumu.

ГЛАВА XI

XI

На второй планете жил честолюбец.

Uz otras planētas dzīvoja kāds godkārīgais:

— О, вот и почитатель явился! — воскликнул он, ещё издали завидев Маленького принца.

— Ā, ieradies apbrīnotājs! — viņš sauca jau no tālienes, tiklīdz bija ieraudzījis mazo princi.

Ведь тщеславным людям кажется, что все ими восхищаются.

Godkārīgajiem taču visi pārējie cilvēki šķiet apbrīnotāji.

— Добрый день, — сказал Маленький принц. — Какая у вас забавная шляпа.

— Labdien, — teica mazais princis. — Kāda jums jocīga cepure.

— Это чтобы раскланиваться, — объяснил честолюбец. — Чтобы раскланиваться, когда меня приветствуют. К несчастью, сюда никто не заглядывает.

— Lai varētu sveicināt, — atbildēja godkārīgais. — Lai sveicinātu, kad mani sumina. Diemžēl še neviens neiet garām.

— Вот как? — промолвил Маленький принц: он ничего не понял.

— Ak tā?— sacīja mazais princis, kas neko nebija sapratis.

— Похлопай-ка в ладоши, — сказал ему честолюбец.

— Sasit plaukstas, — godkārīgais viņu pamācīja.

Маленький принц захлопал в ладоши. Честолюбец снял шляпу и скромно раскланялся.

Mazais princis sasita plaukstas. Godkārīgais sveicināja, paceldams cepuri.

«Здесь веселее, чем у старого короля», — подумал Маленький принц. И опять стал хлопать в ладоши. А честолюбец опять стал раскланиваться, снимая шляпу.

“Tas ir daudz jautrāk nekā vizīte pie karaļa,” nodomāja mazais princis. Un atkal sāka sist plaukstas. Godkārīgais atkal sveicināja, paceldams cepuri.

Так минут пять подряд повторялось одно и то же, и Маленькому принцу это наскучило.

Pēc šādas piecu minušu ilgas vingrināšanās mazo princi nogurdināja rotaļas vienmuļība:

— А что надо сделать, чтобы шляпа упала? — спросил он.

— Un kas jādara, — viņš jautāja, lai cepure nokristu?

Но честолюбец не слышал. Тщеславные люди глухи ко всему, кроме похвал.

Bet godkārīgais nedzirdēja. Godkārīgie dzird vienīgi uzslavas.

— Ты и в самом деле мой восторженный почитатель? — спросил он Маленького принца.

— Vai tu tiešām mani ļoti apbrīno? — viņš jautāja mazajam princim.

— А как это — почитать?

— Ko nozīmē apbrīnot?

— Почитать значит признавать, что на этой планете я всех красивее, всех наряднее, всех богаче и всех умней.

— Apbrīnot nozīmē atzīt, ka es esmu visskaistākais, vislabāk apģērbtais, visbagātākais un visgudrākais cilvēks uz planētas.

— Да ведь на твоей планете больше и нет никого!

— Bet tu taču esi viens pats uz savas planētas. >

— Ну, доставь мне удовольствие, всё равно восхищайся мною!

— Nu iepriecini mani. Apbrīno taču mani!

— Я восхищаюсь, — сказал Маленький принц, слегка пожав плечами, — но что тебе от этого за радость?

— Es tevi apbrīnoju, — mazliet paraustīdams plecus, teica mazais princis, — bet kādēļ tas tev tik svarīgi?

И он сбежал от честолюбца.

Un mazais princis devās projām.

«Право же, взрослые — очень странные люди», — простодушно подумал он, пускаясь в путь.

“Pieaugušie patiešām ir ļoti dīvaini,” viņš noteica un turpināja savu ceļojumu.

ГЛАВА ХII

ХII

На следующей планете жил пьяница. Маленький принц пробыл у него совсем недолго, но стало ему после этого очень невесело.

Uz nākamās planētas dzīvoja kāds dzērājs. Lai gan šis apciemojums bija ļoti īss, tas modināja mazajā princī dziļas skumjas.

Когда он явился на эту планету, пьяница молча сидел и смотрел на выстроившиеся перед ним полчища бутылок — пустых и полных.
— Что это ты делаешь? — спросил Маленький принц.

— Ko tu tur dari? — viņš vaicāja dzērājam, kas klusēdams sēdēja pie veselas kolekcijas tukšu un tādas pašas kolekcijas pilnu pudeļu.

— Пью, — мрачно ответил пьяница.

— Es dzeru, — drūmi atbildēja dzērājs.

— Зачем?

— Kādēļ tu dzer? —jautāja mazais princis.

— Чтобы забыть.

— Lai aizmirstu, — atbildēja dzērājs.

— О чём забыть? — спросил Маленький принц; ему стало жаль пьяницу.

— Ko aizmirstu? — apvaicājās mazais princis, kuram jau bija sameties dzērāja žēl. 

— Хочу забыть, что мне совестно, — признался пьяница и повесил голову.

— Lai aizmirstu, ka man ir kauns, — atzinās dzērājs, galvu nodūris.

— Отчего же тебе совестно? — спросил Маленький принц, ему очень хотелось помочь бедняге.

— Kauns? Par ko? — apjautājās mazais princis, kas vēlējās viņu glābt.

— Совестно пить! — объяснил пьяница, и больше от него нельзя было добиться ни слова.

— Kauns par to, ka dzeru! — atzinās dzērājs un pilnīgi apklusa.

И Маленький принц отправился дальше, растерянный и недоумевающий.

Un mazais princis apmulsis devās projām.

«Да, право же, взрослые очень, очень странный народ», — думал он, продолжая путь.

“Pieaugušie patiesi ir ārkārtīgi dīvaini,” viņš sacīja pats sev, turpinādams ceļojumu.

ГЛАВА XIII

XIII

Четвёртая планета принадлежала деловому человеку. Он был так занят, что при появлении Маленького принца даже головы не поднял.

Ceturtā planēta bija biznesmeņa planēta. Šis cilvēks bija tik aizņemts, ka, mazajam princim ierodoties, pat nepacēla galvu.

— Добрый день, — сказал ему Маленький принц. — Ваша папироса погасла.

— Labdien, — sacīja princis. — Jūsu cigarete ir apdzisuši.

— Три да два — пять. Пять да семь — двенадцать. Двенадцать да три — пятнадцать. Добрый день. Пятнадцать да семь — двадцать два. Двадцать два да шесть — двадцать восемь. Некогда спичкой чиркнуть. Двадцать шесть да пять — тридцать один. Уф! Итого, стало быть, пятьсот один миллион шестьсот двадцать две тысячи семьсот тридцать один.

— Trīs un divi ir pieci. Pieci un septiņi — divpadsmit. Divpadsmit un trīs — piecpadsmit. Sveiki! Piecpadsmit un septiņi — divdesmit divi. Divdesmit divi un seši — divdesmit astoņi. Nav laika to atkal aizdedzināt. Divdesmit seši un pieci — trīsdesmit viens. Uf! Tātad kopā pieci simti viens miljons seši simti divdesmit divi tūkstoši septiņi simti trīsdesmit viens.

— Пятьсот миллионов чего?

— Pieci simti miljonu? Kā tad?

— А? Ты ещё здесь? Пятьсот миллионов… Уж не знаю, чего… У меня столько работы! Я человек серьёзный, мне не до болтовни! Два да пять — семь…

— Tu vēl arvien esi šeit? Pieci simti viens miljons… es vairs nezinu, kā… Man ir tik daudz darba! Esmu nopietns cilvēks, un blēņas man nesagādā nekādu prieku! Divi un pieci — septiņi…

— Пятьсот миллионов чего? — повторил Маленький принц: спросив о чём-нибудь, он не успокаивался, пока не получал ответа.

— Pieci simti viens miljons? Kā tad? — atkārtoja mazais princis, kas vēl nekad savā mūžā nebija atteicies no reiz uzdotā jautājuma.

Деловой человек поднял голову.

Biznesmenis pacēla galvu:

— Уже пятьдесят четыре года я живу на этой планете, и за всё время мне мешали только три раза. В первый раз, двадцать два года тому назад, ко мне откуда-то залетел майский жук. Он поднял ужасный шум, и я тогда сделал четыре ошибки в сложении.

— Piecdesmit četros gados, kopš dzīvoju uz šīs planētas, mani ir traucējuši tikai trīs reizes. Pirmoreiz! pirms divdesmit diviem gadiem, tā bija kāda maijvabole, kas uzradās dievs zin no kurienes. Tā sacēla šausmīgu troksni, un es ielaidu aplēsē četras kļūdas.

Во второй раз, одиннадцать лет тому назад, у меня был приступ ревматизма. От сидячего образа жизни. Мне разгуливать некогда. Я человек серьёзный. Третий раз… вот он! Итак, стало быть, пятьсот миллионов…

Otrreiz, pirms vienpadsmit gadiem, man uzbruka reimatisma lēkme. Es pārāk maz kustos. Man nav laika klaiņot apkārt. Es taču esmu nopietns cilvēks. Trešā reize… lūk, šī! Tātad teicu pieci simti viens miljons…

— Миллионов чего?

— Miljons? Kā tad?

Деловой человек понял, что надо ответить, а то не будет ему покоя.

Biznesmenis saprata, — viņam nav ko cerēt, ka viņu liks mierā.

— Пятьсот миллионов этих маленьких штучек, которые иногда видны в воздухе.

— Miljons mazo nieciņu, kas dažreiz redzami pie debesīm.

— Это что же, мухи?

— Mušu?

— Да нет же, такие маленькие, блестящие.

— Nē taču, mazo nieciņu, kas mirdz.

— Пчёлы?

— Bišu?

— Да нет же. Такие маленькие, золотые, всякий лентяй как посмотрит на них, так и размечтается. А я человек серьёзный. Мне мечтать некогда.

— Nu nē. Mazo, zeltaino nieciņu, kas dīkdieņus padara sapņainus. Bet es esmu nopietns. Man nav laika sapņot.

— А, звёзды?

— Ā, zvaigžņu?

— Вот-вот. Звёзды.

— Tieši tā. Zvaigžņu.

— Пятьсот миллионов звёзд? Что же ты с ними делаешь?

— Un ko tu dari ar pieci simti miljoniem zvaigžņu?

— Пятьсот один миллион шестьсот двадцать две тысячи семьсот тридцать одна. Я человек серьёзный, я люблю точность.

— Pieci simti vienu miljonu seši simti divdesmit diviem tūkstošiem septiņi simti trīsdesmit vienu. Esmu nopietns cilvēks un cienu precizitāti.

— Так что же ты делаешь со всеми этими звёздами?

— Un ko tu dari ar šīm zvaigznēm?

— Что делаю?

— Ko es daru?

— Да.

— Jā.

— Ничего не делаю. Я ими владею.

— Neko. Tās man pieder.

— Владеешь звёздами?

— Tev pieder zvaigznes?

— Да.

— Jā.

— Но я уже видел короля, который…

— Bet es nupat redzēju kādu karali, kam…

— Короли ничем не владеют. Они только правят. Это совсем другое дело.

— Karaļiem nekas nepieder. Viņi valda pār kaut ko. Tas ir pavisam kas cits.

— А для чего тебе владеть звёздами?

— Bet kāds tev labums no tā, ka tev pieder zvaigznes?

— Чтоб быть богатым.

— Tās padara mani bagātu.

— А для чего быть богатым?

— Un kāds tev labums no tā, ka esi bagāts?

— Чтобы покупать ещё новые звёзды, если их кто-нибудь откроет.

— Es varu nopirkt citas zvaigznes, ja kāds tās atklāj.

«Он рассуждает почти как пьяница», — подумал Маленький принц.

“Šis cilvēks,” nodomāja mazais princis,” spriež apmēram tāpat kā mans dzērājs.”

И стал спрашивать дальше:

Tomēr viņš vēl šo to pajautāja.

— А как можно владеть звёздами?

— Kā var piederēt zvaigznes?

— Звёзды чьи? — ворчливо спросил делец.

— Bet kas ir to īpašnieks? — biznesmenis ērcīgi noprasīja.

— Не знаю. Ничьи.

— Es nezinu. Neviens.