Но он не ответил. Он сказал просто:

Ale neodpovedal na moju otázku. Povedal mi iba:

— Вода бывает нужна и сердцу…

— Voda môže byť dobrá aj pre srdce…

Я не понял, но промолчал. Я знал, что не следует его расспрашивать.

Nepochopil som jeho odpoveď, ale mlčal som… Dobre som vedel, že sa ho nesmiem pýtať.

Он устал. Опустился на песок. Я сел рядом. Помолчали. Потом он сказал:

Bol unavený. Sadol si. Ja som si sadol vedľa neho. A po chvíli ticha ešte povedal:

— Звёзды очень красивые, потому что где-то там есть цветок, хоть его и не видно…

— Hviezdy sú krásne vďaka ruži, ktorú nie je vidieť…

— Да, конечно, — сказал я только, глядя на волнистый песок, освещённый луною.

Odpovedal som „prirodzene“ a mlčky som sa vo svetle mesiaca zadíval na vlny piesku.

— И пустыня красивая… — прибавил Маленький принц.

— Púšť je krásna, — dodal.

Это правда. Мне всегда нравилось в пустыне. Сидишь на песчаной дюне. Ничего не видно. Ничего не слышно. И всё же в тишине что-то светится…

A bola to pravda. Vždy som mal rád púšť. Človek si sadne na pieskový presyp. Nič nevidí. Nič nepočuje. A predsa čosi v tichu žiari…

— Знаешь, отчего хороша пустыня? — сказал он. — Где-то в ней скрываются родники…

— Púšť robí krásnou to, že niekde skrýva studňu… — povedal Malý princ.

Я был поражён, вдруг я понял, что означает таинственный свет, исходящий от песков. Когда-то, маленьким мальчиком, я жил в старом-престаром доме — рассказывали, будто в нём запрятан клад. Разумеется, никто его так и не открыл, а может быть, никто никогда его и не искал. Но из-за него дом был словно заколдован: в сердце своём он скрывал тайну…

Bol som prekvapený, že som zrazu pochopil to tajomné žiarenie piesku. Keď som bol malým chlapcom, býval som v starobylom dome a podľa povesti mal v ňom byť zakopaný poklad. Prirodzene, nikdy ho nikto nevedel nájsť, ba ani ho možno nikto nehľadal. Ale pridával čaro celému domu. Môj dom skrýval vo svojom vnútri tajomstvo…

— Да, — сказал я. — Будь то дом, звёзды или пустыня — самое прекрасное в них то, чего не увидишь глазами.

— Áno, — povedal som Malému princovi, — či už ide o dom, o hviezdy alebo o púšť, to, čo ich robí krásny mi, je neviditeľné!

— Я очень рад, что ты согласен с моим другом Лисом, — отозвался Маленький принц.

— Som rád, — povedal, — že súhlasíš s mojou líškou. Pretože Malý princ zaspával, vzal som ho do náručia

Потом он уснул, я взял его на руки и пошёл дальше. Я был взволнован. Мне казалось — я несу хрупкое сокровище. Мне казалось даже, что ничего более хрупкого нет на нашей Земле.

a vydal som sa znova na cestu. Bol som dojatý. Zdalo sa mi, že nesiem krehký poklad. Ba dokonca sa mi zdalo, že na Zemi nie je nič krehkejšie.

При свете луны я смотрел на его бледный лоб, на сомкнутые ресницы, на золотые пряди волос, которые перебирал ветер, и говорил себе: всё это лишь оболочка. Самое главное — то, чего не увидишь глазами…

V mesačnom svetle som hľadel na to bledé čelo, na tie zatvorené oči, na tie kučery čo sa chveli vo vetre, a vravel som si: „To, čo tu vidím, je iba škrupina. To najdôležitejšie je neviditeľné…“

Его полуоткрытые губы дрогнули в улыбке, и я сказал себе ещё: трогательней всего в этом спящем Маленьком принце его верность цветку, образ розы, который сияет в нём, словно пламя светильника, даже когда он спит… И я понял, что он ещё более хрупок, чем кажется. Светильники надо беречь: порыв ветра может погасить их…

A pretože jeho pootvorené ústa sa nesmelo pokúšali usmiať, vravel som si ešte: „Na tomto spiacom Malom princovi ma tak veľmi dojíma jeho oddanosť jednej kvetine, jeho obraz ruže, ktorý v ňom žiari ako plamienok lampy, aj keď spí…“ A tušil som, že je ešte krehkejší. Lampy musíme dobre chrániť: jeden náraz vetra ich môže zahasiť…

Так я шёл — и на рассвете дошёл до колодца.

A ako som tak kráčal, objavil som na úsvite studňu.

ГЛАВА XXV

XXV

— Люди забираются в скорые поезда, но они уже сами не понимают, чего ищут, — сказал Маленький принц. — Поэтому они не знают покоя и бросаются то в одну сторону, то в другую…

— Ľudia sa napchajú do rýchlikov, — povedal Malý princ, — ale potom už nevedia, za čím idú. Tak sa v nich natriasajú a vozia sa stále dookola…

Потом прибавил:

A dodal:

— И всё напрасно…

— Nestojí to za to…

Колодец, к которому мы пришли, был не такой, как все колодцы в Сахаре. Обычно здесь колодец — просто яма в песке. А это был самый настоящий деревенский колодец. Но поблизости не было никакой деревни, и я подумал, что это сон.

Studňa, ku ktorej sme sa dostali, nevyzerala ako saharské studne. Saharské studne sú iba jamy vyhĺbené v piesku. Táto sa podobala na dedinskú studňu. Ale nebola tam nijaká dedina a ja som si pomyslel, že sa mi to sníva.

— Как странно, — сказал я Маленькому принцу, — тут всё приготовлено: и ворот, и ведро, и верёвка…

— To je čudné, — povedal som Malému princovi, — všet — ko je prichystané: hriadeľ, vedro i povraz…

Он засмеялся, тронул верёвку, стал раскручивать ворот. И ворот заскрипел, точно старый флюгер, долго ржавевший в безветрии.

Zasmial sa, chytil povraz, rozkrútil hriadeľ. A hriadeľ škrípal, ako škrípe starý veterníček, keď vietor dlho spal.

— Слышишь? — сказал Маленький принц. — Мы разбудили колодец, и он запел…

— Počuješ, — povedal Malý princ, — zobúdzame túto studňu a ona spieva…

Я боялся, что он устанет.

Nechcel som, aby sa namáhal.

— Я сам зачерпну воды, — сказал я, — тебе это не под силу.

— Nechaj, ja to urobím, — povedal som mu, — pre teba je to priťažké.

Медленно вытащил я полное ведро и надёжно поставил его на каменный край колодца. В ушах у меня ещё отдавалось пенье скрипучего ворота, вода в ведре ещё дрожала, и в ней дрожали солнечные зайчики.

Pomaly som vyťahoval vedro až na okraj studne. Pekne rovno som ho ta postavil. V ušiach mi stále znel spev hriadeľa; a vo vode, čo sa ešte vlnila, som videl chvejúce sa slnko.

— Мне хочется глотнуть этой воды, — промолвил Маленький принц. — Дай мне напиться…

— Žíznim po tejto vode, — povedal Malý princ, — daj sa mi napiť…

И я понял, что он искал!

A ja som pochopil, čo hľadal!

Я поднёс ведро к его губам. Он пил, закрыв глаза. Это было как самый прекрасный пир. Вода эта была не простая. Она родилась из долгого пути под звёздами, из скрипа ворота, из усилий моих рук. Она была, как подарок сердцу.

Zodvihol som vedro až k jeho perám. Pil so zatvorenými očami. Bolo to pôvabné ako nejaká slávnosť. Táto voda bola naozaj čosi iné ako obyčajná živina. Zrodila sa z chôdze pod hviezdami, zo spevu hriadeľa, z námahy mojich rúk. Bola srdcu taká milá ako nejaký dar.

Когда я был маленький, так светились для меня рождественские подарки: сияньем свеч на ёлке, пеньем органа в час полночной мессы, ласковыми улыбками.

Keď som bol malým chlapcom, svetlo vianočného stromčeka, hudba na polnočnej omši a nežnosť úsmevov mi takto obostreli najväčším leskom vianočný darček, čo som dostal.

— На твоей планете, — сказал Маленький принц, — люди выращивают в одном саду пять тысяч роз… и не находят того, что ищут…

— Ľudia u vás pestujú päťtisíc ruží v jedinej záhrade… a nenachádzajú v nej to, čo hľadajú… — povedal Malý princ.

— Не находят, — согласился я.

— Nenachádzajú to, — odpovedal som.

— А ведь то, чего они ищут, можно найти в одной-единственной розе, в глотке воды…

— A predsa to, čo hľadajú, by sa mohlo nájsť v jedinej ruži alebo v troške vody…

— Да, конечно, — согласился я.

— Pravdaže, — odpovedal som.

И Маленький принц сказал:

A Malý princ dodal:

— Но глаза слепы. Искать надо сердцем.

— Ale oči sú slepé. Treba hľadať srdcom.

Я выпил воды. Дышалось легко. На рассвете песок становится золотой, как мёд. И от этого тоже я был счастлив. С чего бы мне грустить?..

Napil som sa. Dobre sa mi dýchalo. Piesok má na svitaní farbu medu. Tešil som sa aj z tej medovej farby. Prečo som len pocítil úzkosť…

— Ты должен сдержать слово, — мягко сказал Маленький принц, снова садясь рядом со мною.

Zasmial sa, chytil povraz, rozkrútil hriadeľ.
— Musíš dodržať svoj sľub, — povedal mi tichučko Malý princ, ktorý už zase sedel pri mne.

— Какое слово?

— Aký sľub?

— Помнишь, ты обещал… намордник для моего барашка… Я ведь в ответе за тот цветок.

— Vieš… ten náhubok pre moju ovečku… som zodpovedný za tú ružu!

Я достал из кармана свои рисунки. Маленький принц поглядел на них и засмеялся:

Vytiahol som z vrecka svoje maliarske pokusy. Malý princ ich zazrel, zasmial sa a povedal:

— Баобабы у тебя похожи на капусту…

— Tie tvoje baobaby sa trochu podobajú hlávkam kapusty…

А я-то так гордился своими баобабами!

—Och! A ja som bol na baobaby taký pyšný!

— А у лисицы твоей уши… точно рога! И какие длинные!

— Tá tvoja líška… jej uši… tie sa trošku podobajú rohom… a sú priveľmi dlhé!

И он опять засмеялся.

A znova sa zasmial.

— Ты несправедлив, дружок. Я ведь никогда и не умел рисовать — разве только удавов снаружи и изнутри.

— Si nespravodlivý, chlapček môj, ja som nevedel kresliť nič iné, iba zatvorené a otvorené veľhady.

— Ну ничего, — успокоил он меня. — Дети и так поймут.

— Och, bude to dobré, — povedal, — deti vedia ľahko pochopiť.

И я нарисовал намордник для барашка. Я отдал рисунок Маленькому принцу, и сердце у меня сжалось.

Nakreslil som mu teda náhubok. A srdce sa mi zvieralo, keď som mu ho podával.

— Ты что-то задумал и не говоришь мне…

— Ty máš nejaké plány, o ktorých ja neviem…

Но он не ответил.

Ale neodpovedal mi na to.

— Знаешь, — сказал он, — завтра исполнится год, как я попал к вам на Землю…

Vravel:
— Vieš, môj pád na Zem… zajtra bude jeho výročie.

И умолк. Потом прибавил:

Chvíľu mlčal, potom ešte dodal:

— Я упал совсем близко отсюда…

— Spadol som celkom blízko odtiaľto…

И покраснел.

A začervenal sa.

И опять, бог весть почему, тяжело стало у меня на душе.

A hoci som nechápal prečo, opäť som pocítil čudný žiaľ.

Всё-таки я спросил:
— Значит, неделю назад, в то утро, когда мы познакомились, ты не случайно бродил тут совсем один, за тысячу миль от человеческого жилья? Ты возвращался к тому месту, где тогда упал?

Predsa mi prišlo na um spýtať sa ho:
— Teda to nebola náhoda, že si sa v to ráno, keď som ťa pred ôsmimi dňami spoznal, prechádzal len tak sám, na tisíc míľ od všetkých obývaných krajov? Vracal si sa na miesto, kam si spadol?

Маленький принц покраснел ещё сильнее.

Malý princ sa znova začervenal.

А я прибавил нерешительно:

A ja som váhavo dodal:

— Может быть, это потому, что исполняется год?..

— Možno pre to výročie… ?

И снова он покраснел. Он не ответил ни на один мой вопрос, но ведь когда краснеешь, это значит «да», не так ли?

Malý princ sa opäť začervenal. Nikdy neodpovedal na otázky, no ak sa niekto červená, znamená to „áno“, nemám pravdu?

— Мне страшно… — со вздохом начал я.

— Ach, — povedal som mu, — bojím sa…

Но он сказал:

Ale on mi povedal:

— Пора тебе приниматься за работу. Иди к своей машине. Я буду ждать тебя здесь. Возвращайся завтра вечером…

— Teraz musíš pracovať. Musíš sa vrátiť k svojmu stroju. Budem ťa tu čakať. Vráť sa zajtra večer…

Однако мне не стало спокойнее. Я вспомнил о Лисе. Когда даёшь себя приручить, потом случается и плакать.

No ja som sa neuspokojil. Spomenul som si na líšku. Človek sa vystavuje nebezpečenstvu, že bude trošku plakať, keď sa nechal skrotiť…

ГЛАВА XXVI

XXVI

Неподалёку от колодца сохранились развалины древней каменной стены. На другой вечер, покончив с работой, я вернулся туда и ещё издали увидел, что Маленький принц сидит на краю стены, свесив ноги. И услышал его голос:

Neďaleko studne bola zrúcanina starého kamenného múru. Keď som sa sem na druhý deň večer vracal od svojej práce, zazrel som zďaleka svojho Malého princa, ako sedí so spustenými nohami hore na múre. A počul som, že hovorí.

— Разве ты не помнишь? — говорил он. — Это было совсем не здесь.

— Tak ty sa na to nepamätáš? — vravel. — To nebolo presne tu!

Наверно, кто-то ему отвечал, потому что он возразил:

Nejaký hlas mu bezpochyby niečo povedal, lebo Malý princ odpovedal:

— Ну да, это было ровно год назад, день в день, но только в другом месте…

— Áno! Je to naozaj ten deň, ale nie na tomto mieste…

Я зашагал быстрей. Но нигде у стены я больше никого не видел и не слышал. А между тем Маленький принц снова ответил кому-то:

Kráčal som ďalej k múru. Ešte vždy som nikoho nevidel, ani nepočul. A predsa Malý princ opäť komusi odpovedal:

— Ну, конечно. Ты найдёшь мои следы на песке. И тогда жди. Сегодня ночью я туда приду.

— Pravdaže. Uvidíš, kde sa začína moja stopa v piesku. Teda tam na mňa čakaj. Budem tam dnes v noci.

До стены оставалось двадцать метров, а я всё ещё ничего не видел.

Bol som asi dvadsať metrov od múru a ešte vždy som nič nevidel.

После недолгого молчания Маленький принц спросил:

Malý princ chvíľu mlčal, potom povedal:

— А у тебя хороший яд? Ты не заставишь меня долго мучиться?

— Máš dobrý jed? Si pevne presvedčený, že ma nenecháš dlho trpieť?

Я остановился, и сердце моё сжалось, но я всё ещё не понимал.

Zastal som, srdce sa mi zovrelo, ale ešte som to nechápal.

— Теперь уходи, — сказал Маленький принц. — Я хочу спрыгнуть вниз.

— Teraz choď preč! — povedal. — Chcem zostúpiť.

Тогда я опустил глаза, да так и подскочил! У подножья стены, подняв голову к Маленькому принцу, свернулась жёлтая змейка, из тех, чей укус убивает в полминуты.

Tak som aj ja pozrel dolu k päte múru, a odskočil som! K Malému princovi sa vzpínal jeden z tých žltých hadov, ktoré vás za tridsať sekúnd zavraždia.

Нащупывая в кармане револьвер, я бегом бросился к ней, но при звуке шагов змейка тихо заструилась по песку, словно умирающий ручеёк, и с еле слышным металлически звоном неторопливо скрылась меж камней.

Rozbehol som sa, hmatajúc po vrecku, aby som odtiaľ vytiahol revolver, ale na lomoz, čo som narobil, had sa tichučko spustil do piesku ako vodomet, keď opadáva, a nenáhlivo, s ľahkým kovovým šuchotom vkĺzol medzi kamene.

Я подбежал к стене как раз вовремя, чтобы подхватить моего Маленького принца. Он был белее снега.

Dorazil som k múru práve včas, aby som zachytil do náručia svojho chlapčeka-princa, bledého ako sneh.

— Что это тебе вздумалось, малыш! — воскликнул я. — Чего ради ты заводишь разговоры со змеями?

— To je pekný poriadok! Ty sa teraz dávaš do reči s hadmi!

Я развязал его неизменный золотой шарф. Смочил ему виски и заставил выпить воды. Но я не смел больше ни о чём спрашивать. Он серьёзно посмотрел на меня и обвил мою шею руками. Я услышал, как бьётся его сердце, словно у подстреленной птицы. Он сказал:

Rozviazal som mu zlatožltú šatku, čo ustavične nosil na krku. Navlhčil som mu na sluchy a dal som sa mu napiť. Ale teraz som sa ho už neodvážil na nič pýtať. Vážne na mňa hľadel a objal ma okolo krku. Cítil som, že srdce mu bije ako umierajúcemu, postrelenému vtáčikovi. Povedal mi:

— Я рад, что ты нашёл, в чём там была беда с твоей машиной. Теперь ты можешь вернуться домой…

— Som rád, že si prišiel na to, čo tvojmu stroju chýba. Budeš sa môcť vrátiť domov…

— Откуда ты знаешь?!

— Ako to vieš?

Я как раз собирался сказать ему, что, вопреки всем ожиданиям, мне удалось исправить самолёт!

Práve som mu prišiel oznámiť, že napriek všetkému očakávaniu sa mi práca podarila!

Он не ответил, он только сказал:

Na moju otázku neodpovedal, ale pokračoval:

— И я тоже сегодня вернусь домой.

— Aj ja sa dnes vrátim domov…

Потом прибавил печально:

Potom smutne doložil:

— Это гораздо дальше… и гораздо труднее…

— Je to oveľa ďalej… je to oveľa ťažšie…

Всё было как-то странно. Я крепко обнимал его, точно малого ребёнка, и, однако, мне казалось, будто он ускользает, проваливается в бездну, и я не в силах его удержать…

Dobre som vycítil, že sa odohráva čosi neobyčajné. Zovrel som ho do náručia ako malé dieťa, a predsa sa mi zdalo, že sa kíže strmhlav do priepasti, a ja nemôžem nič urobiť, aby som ho zadržal…

Он задумчиво смотрел куда-то вдаль.

Hľadel vážne kamsi do diaľky.

— У меня останется твой барашек. И ящик для барашка. И намордник…

— Mám tvoju ovečku. A mám debničku pre ovečku. A mám náhubok…

И он печально улыбнулся.

A smutne sa usmial.

Я долго ждал. Он словно бы приходил в себя.

Dlho som čakal. Cítil som, že pomaly prichádza k sebe.

— Ты напугался, малыш…

— Chlapček môj, ty si sa bál…

Ну ещё бы не напугаться! Но он тихонько засмеялся:

Bál sa, pravdaže! Ale tichučko sa zasmial:

— Сегодня вечером мне будет куда страшнее…

— Dnes v noci sa budem báť ešte oveľa väčšmi…

И снова меня оледенило предчувствие непоправимой беды. Неужели, неужели я никогда больше не услышу, как он смеётся? Этот смех для меня — точно родник в пустыне.

Opäť som zmeravel, keď som si uvedomil, že sa robí čosi nenapraviteľné. A pochopil som, že by som nezniesol myšlienku nepočuť nikdy viac ten smiech. Bol pre mňa ako studnička v púšti.