RADIUS: Pošlete mne do stoupy.

РАДИЙ: Отправьте меня в ступу.

HELENA: Mně je ta k líto, že vás usmrtí! Proč jste si nedal na sebe pozor?

ЕЛЕНА: Мне так жаль, что вас умертвят! Почему вы не остереглись?

RADIUS: Nebudu pro vás pracovat.

РАДИЙ: Я не стану работать на вас.

HELENA: Proč nás nenávidíte?

ЕЛЕНА: За что вы нас ненавидите?

RADIUS: Nejste jako Roboti. Nejste tak schopní jako Roboti. Roboti dělají všechno. Vy jen poroučíte. Děláte zbytečná slova.

РАДИЙ: Вы не как роботы. Не такие способные, как роботы. Роботы делают всё. Вы только приказываете. Плодите лишние слова.

HELENA: To je nesmysl, Radie. Řekněte, ublížil vám někdo? Já bych tolik chtěla, abyste mi rozuměl!

ЕЛЕНА: Вздор, Радий. Скажите, вас кто-нибудь обидел? Как бы мне хотелось, чтобы вы меня поняли!

RADIUS: Děláte slova.

РАДИЙ: Одни слова.

HELENA: Vy schválně tak mluvíte! Doktor Gall vám dal větší mozek než jiným, větší než nám, největší mozek na světě. Vy nejste jako ostatní Roboti, Radie. Vy mně dobře rozumíte.

ЕЛЕНА: Вы нарочно так говорите! Доктор Галль дал вам более крупный мозг, чем другим, более крупный, чем наш — самый большой мозг на земле. Вы — не как остальные роботы. Радий. Вы прекрасно меня понимаете.

RADIUS: Nechci žádného pána. Vím všechno sám.

РАДИЙ: Я не желаю иметь над собой господ. Я сам всё знаю.

HELENA: Proto jsem vás dala do knihovny, abyste mohl všechno číst. Oh Radie, já jsem chtěla, abyste ukázal celému světu, že se nám Roboti vyrovnají.

ЕЛЕНА: Поэтому я и назначила вас в библиотеку — чтобы вы могли всё читать. О Радий, я хотела, чтобы вы показали всему миру, что роботы равны нам!

RADIUS: Nechci žádného pána.

РАДИЙ: Я не хочу никаких господ.

HELENA: Nikdo by vám neporoučel. Byl byste jako my.

ЕЛЕНА: Никто не приказывал бы вам. Вы стали бы, как мы.

RADIUS: Chci být pánem jiných.

РАДИЙ: Я сам хочу быть господином над другими.

HELENA: Jistě by vás pak udělali úředníkem nad mnoha Roboty, Radie. Byl byste učitelem Robotů.

ЕЛЕНА: Вас непременно сделали бы начальником над многими роботами. Радий. Вы стали бы учителем роботов.

RADIUS: Já chci být pánem lidí.

РАДИЙ: Я хочу быть господином над людьми.

HELENA: Vy jste se zbláznil!

ЕЛЕНА: Вы с ума сошли!

RADIUS: Můžete mne dát do stoupy.

РАДИЙ: Можете отправить меня в ступу.

HELENA: Myslíte, že se bojíme takového potřeštěnce jako vy? (Sedne ke stolku a píše lísteček.) Ne, zrovna ne. Ten lístek, Radie, dáte panu řediteli Dominovi. Aby vás neodvedli do stoupy. (Vstane.) Jak nás nenávidíte! Copak nemáte nic na světě rád?

ЕЛЕНА: Думаете, мы боимся такого сумасброда, как вы? (Садится к столу, пишет записку.) Ничего подобного! Эту записку, Радий, отдадите директору Домину. Чтобы вас не отправляли в ступу. (Встаёт.) Как вы нас ненавидите! Неужели вы ничего в мире не любите?

RADIUS: Já dovedu všechno.

РАДИЙ: Я всё могу.

Zaklepání.

Стук в дверь.

HELENA: Vejděte!

ЕЛЕНА: Войдите!

DR. GALL (vejde): Dobré jitro, paní Dominová. Co máte pěkného?

ГАЛЛЬ (входя): С добрым утром, миссис Домин. Что у вас хорошенького?

HELENA: Tady Radia, doktore.

ЕЛЕНА: Вот Радий, доктор.

DR. GALL: Aha, náš chlapík Radius. Tak co, Radie, děláme pokroky?

ГАЛЛЬ: А наш молодец Радий. Ну, как, Радий, мы прогрессируем?

HELENA: Ráno měl záchvat. Rozbíjel sochy.

ЕЛЕНА: Утром у него был припадок. Разбил статуи.

DR. GALL: Kupodivu, on také?

ГАЛЛЬ: Странно. И он тоже?

HELENA: Jděte, Radie!

ЕЛЕНА: Ступайте, Радий!

DR. GALL: Počkat! (Otočí Radia k oknu, zakrývá a odkrývá mu dlaní oči, pozoruje reflexy zorniček.) Koukejme. Prosím jehlu. Nebo špendlík.

ГАЛЛЬ: Погодите! (Поворачивает Радия к окну, ладонью закрывает и открывает ему глаза, наблюдая за реакцией зрачка.) Так, так. Дайте мне, пожалуйста, иголку, или шпильку.

HELENA (podává mu jehlici): Nač to?

ЕЛЕНА (подаёт ему булавку): Зачем вам?

DR. GALL: Jen tak. (Bodne Radia do ruky, jež prudce ucukne.) Pomalu, hochu. Můžete jít.

ГАЛЛЬ: Да просто так. (Колет Радия в руку, тот сильно вздрагивает.) Ничего, ничего, голубчик. Можете идти.

RADIUS: Děláte zbytečné věci. (Odejde.)

РАДИЙ: Вы зря хлопочете. (Уходит.)

HELENA: Co jste s ním dělal?

ЕЛЕНА: Что вы с ним делали?

DR. GALL (usedne): Hm, nic. Zorničky reagují, zvýšená citlivost a tak dále… Oho! tohle nebyla křeč Robotů!

ГАЛЛЬ (садится): Гм… ничего. Реакция зрачков нормальная, чувствительность повышенная и так далее. Ого! Нет, у него была не «судорога роботов»!

HELENA: Co to bylo?

ЕЛЕНА: А что именно?

DR. GALL: Čert ví. Vzdor, zuřivost nebo vzpoura, já nevím co.

ГАЛЛЬ: Чёрт его знает. Возмущение, ярость, бунт — не знаю.

HELENA: Doktore, má Radius duši?

ЕЛЕНА: Доктор, есть у Радия душа?

DR. GALL: Nevím. Má něco ošklivého.

ГАЛЛЬ: Не знаю. У него — что-то отвратительное.

HELENA: Kdybyste věděl, jak nás nenávidí! Oh Galle, jsou všichni vaši Roboti takoví? Všichni, které jste… začal dělat… jinak?

ЕЛЕНА: Если бы вы знали, как он нас ненавидит! О, Галль, неужели все роботы такие? Все, которых вы стали делать… иначе?

DR. GALL: Inu, jsou jaksi vznětlivější… Co chcete? Jsou podobnější lidem než Roboti Rossumovi.

ГАЛЛЬ: Пожалуй, они более возбудимы. Что вы хотите? Они ближе к людям, чем роботы Россума.

HELENA: Je snad i ta… nenávist podobnější lidem?

ЕЛЕНА: Быть может, и эта… ненависть ближе к человеческой?

DR. GALL (krčí rameny): I ta je pokrok.

ГАЛЛЬ (пожимая плечами): Это тоже прогресс.

HELENA: Kam se poděl ten váš nejlepší… jak se jmenoval?

ЕЛЕНА: Куда девался самый лучший ваш… как его звали?

DR. GALL: Robot Damon? Toho prodali do Havru.

ГАЛЛЬ: Робот Дамон? Его продали в Гавр.

HELENA: A vaše Robotka Helena?

ЕЛЕНА: А наша девушка — робот Елена?

DR. GALL: Váš miláček? Ta mně zůstala. Je rozkošná a hloupá jako jaro. Jednoduše není k ničemu.

ГАЛЛЬ: Ваша любимица? Осталась у меня. Прелесть, и глупа, как весна. Короче говоря, ни на что не годится.

HELENA: Vždyť je tak krásná!

ЕЛЕНА: Но она так красива!

DR. GALL: Což vy víte, jak je krásná? Z rukou božích nevyšlo dílo dokonalejší, než je ona! Chtěl jsem, aby byla podobna vám… Bože, jaký nezdar!

ГАЛЛЬ: О, если бы вы только знали, как она прекрасна! Из рук всевышнего не выходило более совершенного создания! Мне так хотелось, чтобы она была похожа на вас… И — господи, какая неудача!

HELENA: Proč nezdar?

ЕЛЕНА: Почему неудача?

DR. GALL: Protože není k ničemu. Chodí jako ve snu, rozviklaná, neživá… Bože můj, jak může být krásná, když nemiluje? Dívám se na ni a hrozím se, jako bych mrzáka stvořil. Ach Heleno, Robotko Heleno, nikdy tedy tvé tělo neoživne, nebudeš milenkou, nebudeš matkou; tyhle dokonalé ruce si nebudou hrát se zrozeňátkem, neuvidíš svou krásu v kráse svého dítěte…

ГАЛЛЬ: Потому что она ни к чему не пригодна. Ходит, как во сне, разболтанная, неживая… Бог мой, как может она быть прекрасной, если не любит? Я смотрю на неё — и прихожу в ужас, словно создал урода. Ах, Елена, робот Елена, значит, твоё тело так никогда и не оживёт, ты не станешь ни возлюбленной, ни матерью, твои дивные руки не будут играть с новорождённым, и ты не узнаешь своей красоты в красоте твоего ребёнка…

HELENA (zakrývá si tvář): Oh mlčte!

ЕЛЕНА (закрывает лицо руками): О, замолчите!

DR. GALL: A někdy si myslím: Kdybys procitla, Heleno, jen na okamžik, ach jak bys vykřikla hrůzou! Snad bys zabila mne, který jsem tě stvořil; snad bys vrhla slabou rukou kámen do těch strojů tady, které rodí Roboty a zabíjejí ženství, nešťastná Heleno!

ГАЛЛЬ: А иной раз я думаю: если бы ты проснулась, Елена, на один только миг — ах, как закричала бы ты от ужаса! И, быть может, убила бы меня, своего создателя: или слабой своей рукой кинула бы камень в машины, которые плодят роботов, но убивают женственность, несчастная Елена!

HELENA: Nešťastná Heleno!

ЕЛЕНА: Несчастная Елена!

DR. GALL: Co chcete? Není k ničemu.

ГАЛЛЬ: Что поделаешь? Она ни к чему не пригодна.

Pauza.

Пауза.

HELENA: Doktore…

ЕЛЕНА: Доктор…

DR. GALL: Ano.

ГАЛЛЬ: Да?

HELENA: Proč se přestaly rodit děti?

ЕЛЕНА: Почему перестали рождаться дети?

DR. GALL: … Nevíme, paní Heleno.

ГАЛЛЬ (помолчав): Это неизвестно, Елена.

HELENA: Povězte mi to!

ЕЛЕНА: Нет, скажите мне!

DR. GALL: Protože se dělají Roboti. Protože je nadbytek pracovních sil. Protože člověk je vlastně přežitek. Vždyť to už je, jako by se… eh!

ГАЛЛЬ: Потому что мы делаем роботов. Потому что образовался излишек рабочей силы. Потому что человек стал, собственно говоря, пережитком. Похоже на то, что… эх!

HELENA: Řekněte to.

ЕЛЕНА: Договаривайте!

DR. GALL: … jako by se příroda výrobou Robotů urazila.

ГАЛЛЬ: …что природа оскорблена производством роботов.

HELENA: Galle, co se stane s lidmi?

ЕЛЕНА: Что станется с людьми, Галль?

DR. GALL: Nic. Proti přírodě se nedá nic dělat.

ГАЛЛЬ: Ничего. Против природы не пойдёшь.

HELENA: Proč Domin neomezí…

ЕЛЕНА: Почему Домин не ограничит…

DR. GALL: Odpusťte, Domin má své ideje. Lidem, kteří mají ideje, by se neměl dávat vliv na věci tohoto světa.

ГАЛЛЬ: Простите, но у Домина свои идеи. Не следовало допускать, чтобы люди с идеями влияли на ход дел в мире.

HELENA: A žádá někdo, aby se… vůbec přestalo vyrábět?

ЕЛЕНА: А никто не требует, чтобы… вообще прекратили производство роботов?

DR. GALL: Bůh uchovej! Ten by si dal!

ГАЛЛЬ: Боже сохрани! Такому человеку не поздоровилось бы!

HELENA: Proč?

ЕЛЕНА: Почему?

DR. GALL: Protože by ho lidstvo ukamenovalo. Víte, je to přece jen pohodlnější, nechat za sebe pracovat Roboty.

ГАЛЛЬ: Потому что человечество побило бы его камнями. Знаете, всё-таки удобнее, чтоб за тебя работали роботы.

HELENA (vstane): A řekněte, kdyby někdo rázem zastavil výrobu Robotů…

ЕЛЕНА (встаёт): А скажите, если сразу остановить производство роботов…

DR. GALL (vstane): Hm, to by byla pro lidi strašná rána.

ГАЛЛЬ (тоже встаёт): Гм… для людей это был бы страшный удар.

HELENA: Proč rána?

ЕЛЕНА: Почему удар?

DR. GALL: Protože by se musili vrátit tam, kde bývali. Ledaže by…

ГАЛЛЬ: Потому что им пришлось бы вернуться к прежнему образу жизни. И пожалуй…

HELENA: Řekněte.

ЕЛЕНА: Что же вы замолчали?

DR. GALL: … ledaže by bylo už na návrat pozdě.

ГАЛЛЬ: Пожалуй, возвращаться уже поздно.

HELENA (u květin Hallemeierových): Galle, jsou tyhle květiny také hluché?

ЕЛЕНА (подошла к цветам Галлемайера): Галль, эти цветы — тоже пустоцветы?

DR. GALL (prohlíží je): Ovšem, jsou to květy neplodné. Rozumíte, jsou kulturní, uměle rychlené…

ГАЛЛЬ (рассматривает их): Конечно они бесплодны. Понимаете, это культурные растения, их рост искусственно ускорен…

HELENA: Ubohé hluché květy!

ЕЛЕНА: Бедные пустоцветы!

DR. GALL: Jsou zato překrásné.

ГАЛЛЬ: Зато как они прекрасны.

HELENA (podává mu ruku): Děkuju vám, Galle; vy jste mne tak poučil!

ЕЛЕНА (притягивает ему руку): Благодарю вас, Галль. Наш разговор дал мне так много!

DR. GALL (líbá jí ruku): To znamená, že mne propouštíte.

ГАЛЛЬ (целуя ей руку): Другими словами, вы меня отпускаете.

HELENA: Ano. Na shledanou.

ЕЛЕНА: Да, до свидания.

Gall odejde.

Галль уходит.

HELENA (sama): Hluchý květ… hluchý květ… (Náhle rozhodnuta.) Náno! (Otevře dveře vlevo.) Náno, pojď sem! Rozdělej tady v krbu oheň! Rrrychle!

ЕЛЕНА: Пустоцвет… пустоцвет… (С внезапной решимостью.) Нана! (Открывает левую дверь.) Нана, поди сюда! Разведи огонь в камине! Быстро!

HLAS NÁNY: No hned! No hnedle!

ГОЛОС НАНЫ: Да сейчас, сейчас…

HELENA (přechází rozčilena po pokoji): Ledaže by už bylo na návrat pozdě… Ne! Ledaže by… Ne, to je hrozné! Bože co mám dělat? … (Zastaví se u květin.) Hluché květy, mám? (Otrhává lístky a šeptá:) … Ach můj bože, tedy ano! (Běží vlevo.)

ЕЛЕНА (взволнованно ходит по комнате): «Пожалуй, возвращаться уже поздно»… Нет! Разве что… Нет, это уж-жасно! Господи, что мне делать?.. (Останавливается возле цветов) Скажите, пустоцветы, должна я так поступить? (Обрывает лепестки, шепчет.) О, боже мой, да, должна! (Убегает налево.)

Pauza.

Пауза.

NÁNA (vyjde z tapetových dveří s náručím polínek): Najednou topit! Teď v letě! … Už je zas pryč, to třeštidlo? (Klekne ke krbu a rozdělává oheň.) V letě topit! Ta má nápady! Jako by už nebyla deset let vdaná! … Nu tak hoř, hoř! (Dívá se do ohně.) … Dyť vona je jako malý dítě! (Pauza.) Kouska rozumu nemá! Teď v letě topit. (Přikládá.) Jako malý dítě!

НАНА (входит через задрапированную дверь с охапкой поленьев): Пожалуйте, топить вдруг понадобилось! Это летом-то!.. Да её и след простыл. Экая непоседа! (Опускается на колени у камина, разжигает огонь.) Летом топить! И чего только ей в голову не взбредёт! Словно не десять лет замужем… Ну, гори уж, гори! (Смотрит в огонь.) Ведь ровно дитя малое! (Пауза.) Разума — то ни на столечко! Летом топить велит… (Подкладывает поленья.) Чистый ребёнок!

Pauza.

Пауза.

HELENA (vrací se zleva s náručí plnou zežloutlých popsaných papírů): Hoří to, Náno? Pusť, já musím… tohle všechno spálit… (Klekne ke krbu.)

ЕЛЕНА (возвращается из левой двери с целым ворохом, пожелтевших бумаг в руках): Разгорелось, Нана? Пусти-ка, мне надо… всё это сжечь. (Опускается на колени у камина.)

NÁNA (vstane): Co je to?

НАНА (встаёт): Это что же такое?

HELENA: Staré papíry, hrrozně staré. Náno, mám to spálit?

ЕЛЕНА: Старые бумаги, уж-жасно старые. Сжечь их — или нет, Нана?

NÁNA: Není to k ničemu?

НАНА: А они не нужные?

HELENA: K ničemu dobrému.

ЕЛЕНА: Ни на что хорошее — не нужные.

NÁNA: Tak to spalte.

НАНА: Тогда жгите.

HELENA (hodí první list do ohně): Co bys říkala, Náno,… kdyby to byly peníze. Ohrromné peníze.

ЕЛЕНА (бросает в огонь первый лист): А что бы ты сказала, Нана, если б это были деньги? Огромные деньги!..

NÁNA: Řekla bych: Spalte to. Moc velký peníze sou špatný peníze.

НАНА: То и сказала бы: жгите. Большие деньги — нечистые деньги.

HELENA (pálí další list): A kdyby to byl nějaký vynález, ten největší vynález na světě…

ЕЛЕНА (сжигает следующий лист): А если это открытие?.. Величайшее изобретение в мире?..

NÁNA: Řekla bych: Spalte to! Všecky vymyšlenosti sou proti pánubohu. To je samý rouháni, chtít po něm zlepšovat svět.

НАНА: Сказала бы: жгите! Все выдумки — против бога. Святотатство одно. Нешто можно после него лучше устроить мир?