FABRY: Proč jste nic neřekl?

ФАБРИ: Почему ничего не сказали нам?

DR. GALL: Dělal jsem to tajně… na svou pěst. Předělával jsem je na lidi. Vyšinul jsem je. Už teď jsou v něčem nad námi. Jsou silnější než my.

ГАЛЛЬ: Я делал это втайне… на свой риск. Переделывал их в людей. В более совершенных, чем мы с вами. Они уже сейчас в чём-то выше нас. Они сильнее нас.

FABRY: A co to má dělat se vzpourou Robotů?

ФАБРИ: Но какое это имеет отношение к восстанию роботов?

DR. GALL: Oh mnoho. Myslím že všechno. Přestaly to být stroje. Slyšíte, vědí už o své převaze a nenávidí nás. Nenávidí všechno lidské. Suďte mne.

ГАЛЛЬ: О, прямое. Я думаю, в этом — основная причина. Они перестали быть машинами. Слышите — они уже знают о своём превосходстве и ненавидят нас. Ненавидят всё человечество. Судите меня.

DOMIN: Mrtví mrtvého.

ДОМИН: Мёртвые — мёртвого…

FABRY: Doktore Galle, vy jste změnil výrobu Robotů.

ФАБРИ: Доктор Галль, вы изменили технологию производства роботов?

DR. GALL: Ano.

ГАЛЛЬ: Да.

FABRY: Byl jste si vědom, co může být následkem vašeho… vašeho pokusu?

ФАБРИ: Вы отдавали себе отчёт, к чему может привести ваш… ваш эксперимент?

DR. GALL: Byl jsem povinen počítat s takovou možností.

ГАЛЛЬ: Я был обязан учитывать такую возможность.

FABRY: Proč jste to dělal?

ФАБРИ: Зачем вы это делали?

DR. GALL: O své újmě. Byl to můj osobní experiment.

ГАЛЛЬ: Я делал это на свой риск! Это был мой личный эксперимент.

Ve dveřích zleva Helena. Všichni vstanou.

В левой двери появляется Елена, все встают.

HELENA: On lže! To je ohavné! Oh Galle, jak můžete tak lhát?

ЕЛЕНА: Он лжёт! Это отвратительно! О Галль, как можете вы так лгать?

FABRY: Pardon, paní Heleno…

ФАБРИ: Простите, Елена…

DOMIN (jde k ní): Heleno, ty? Ukaž se! Ty žiješ? (Bereji do rukou.) Kdybys věděla, co se mně zdálo! Ach to je strašné, být mrtev!

ДОМИН (идёт к ней): Елена, ты? Покажись-ка! Ты жива? (Заключает её в объятия.) Если б ты знала, какой я видел сон! Ах, как страшно быть мёртвым…

HELENA: Pusť, Harry! Gall není vinen, není, není vinen!

ЕЛЕНА: Пусти, Гарри! Галль невиновен, нет, нет, невиновен!

DOMIN: Promiň. Gall měl své povinnosti.

ДОМИН: Прости. У него были свои обязанности.

HELENA: Ne, Harry, on to udělal, protože já jsem to chtěla! Řekněte, Galle, kolik let jsem vás už prosila, abyste…

ЕЛЕНА: Нет, Гарри, он сделал это потому, что я так хотела! Скажите, Галль, сколько лет я просила вас…

DR. GALL: Udělal jsem to na vlastní odpovědnost.

ГАЛЛЬ: Я делал это на свою личную ответственность.

HELENA: Nevěřte mu! Harry, chtěla jsem na něm, aby dal Robotům duši!

ЕЛЕНА: Не верьте ему! Гарри. Я требовала, чтобы он дал роботам душу!

DOMIN: Heleno, tady nejde o duši.

ДОМИН: Речь не о душе, Елена.

HELENA: Ne, jenom mne nech mluvit. To on také říkal; říkal, že by mohl změnit jen fyziologický… fyziologický…

ЕЛЕНА: Нет, нет, дай мне сказать. Он тоже говорил, что мог бы изменить только физиологический… физиологический…

HALLEMEIER: … fyziologický korelát, ne?

ГАЛЛЕМАЙЕР: Физиологический коррелят, так, что ли?

HELENA: Ano, něco takového. Mně jich bylo tak hrrozně líto, Harry!

ЕЛЕНА: Да, что-то в этом роде. Мне было их там жалко, Гарри!

DOMIN: Byla to velká… lehkomyslnost, Heleno.

ДОМИН: Это было страшное… легкомыслие, Елена.

HELENA (usedá): To tedy bylo… lehkomyslné? Vždyť i Nána říká, že Roboti…

ЕЛЕНА (садится): Значит, это было… легкомыслие? Но ведь и Нана говорит, что роботы…

DOMIN: Nech Nánu stranou.

ДОМИН: При чём тут Нана?

HELENA: Ne, Harry, to nesmíš podceňovat. Nána je hlas lidu. Z Nány mluví tisíce let, a z vás všech jenom dnešek. Tomu vy nerozumíte…

ЕЛЕНА: Нет, Гарри, напрасно ты так пренебрежительно… Нана — голос народа. Её устами говорят тысячелетия, вашими — только сегодняшний день. Вы этого не понимаете…

DOMIN: Zůstaň při věci.

ДОМИН: Не отвлекайся.

HELENA: Já jsem se Robotů bála.

ЕЛЕНА: Я боялась роботов.

DOMIN: Proč?

ДОМИН: Почему?

HELENA: Že nás budou třeba nenávidět či co.

ЕЛЕНА: Боялась, что они возненавидят нас или что-нибудь в этом роде…

ALQUIST: Stalo se.

АЛКВИСТ: Так и случилось.

HELENA: A tu jsem myslela…, kdyby byli jako my, že by nám rozuměli, že by nás nemohli tak nenávidět… Kdyby jen trochu byli lidmi!

ЕЛЕНА: И тогда я подумала… если б они стали, как мы, они поняли бы нас и не могли бы так нас ненавидеть… Если бы они хоть немного были людьми!

DOMIN: Běda Heleno! Nikdo nemůže nenávidět víc než člověk člověka! Udělej kameny lidmi, a ukamenují nás! Jen pokračuj!

ДОМИН: Увы, Елена! Нет ненависти сильнее, чем ненависть человека к человеку! Преврати камни в людей — и они побьют нас камнями! Ну, продолжай.

HELENA: Oh nemluv tak! Harry, bylo to tak hrrozné, že jsme se s nimi nemohli dorozumět! Taková ukrutná cizota mezi námi a jimi! A proto… víš…

ЕЛЕНА: О, не говори так, Гарри! Это было так уж-жасно — что мы с ними не могли понять друг друга! Такое безграничное отчуждение между нами и ними! И вот поэтому я… понимаешь…

DOMIN: Jen dál.

ДОМИН: Ну, ну…

HELENA: … proto jsem prosila Galla, aby Roboty změnil. Přísahám ti, že on sám nechtěl.

ЕЛЕНА: …поэтому я и просила Галля изменить роботов. Клянусь тебе, он не хотел…

DOMIN: Ale udělal to.

ДОМИН: Но сделал.

HELENA: Protože jsem chtěla.

ЕЛЕНА: Потому что я этого хотела.

DR. GALL: Udělal jsem to pro sebe, jako pokus.

ГАЛЛЬ: Я сделал это для себя как эксперимент.

HELENA: Oh Galle, to není pravda. Já jsem věděla předem, že mi to nemůžete odepřít.

ЕЛЕНА: О… Галль, неправда. Я знала, что вы не сможете мне отказать.

DOMIN: Proč?

ДОМИН: Почему?

HELENA: Vždyť víš, Harry.

ЕЛЕНА: Ты сам понимаешь, Гарри…

DOMIN: Ano. Protože tě miluje… jako všichni.

ДОМИН: Да. Потому что он любит тебя… как и все.

Pauza.

Пауза.

HALLEMEIER (jde k oknu): Zas jich přibylo. Jako by je země vypocovala.

ГАЛЛЕМАЙЕР (отходит к окну): Их опять стало больше. Словно сама земля порождает их.

BUSMAN: Paní Heleno, co mně dáte, když vám budu advokátem?

БУСМАН: Елена, что вы мне дадите, если я стану вашим адвокатом?

HELENA: Mně?

ЕЛЕНА: Моим адвокатом?

BUSMAN: Vám… nebo Gallovi. Komu chcete.

БУСМАН: Вашим или Галля. Чьим хотите!

HELENA: Copak se bude věšet?

ЕЛЕНА: Разве здесь собираются кого-нибудь казнить?

BUSMAN: Jen morálně, paní Heleno. Hledá se viník. To je oblíbená útěcha v pohromách.

БУСМАН: Всего лишь в моральном смысле, Елена. Разыскивается виновный. Излюбленное утешение при катастрофах.

DOMIN: Doktore Galle, jak srovnáte ty své… ty své extratury se svou služební smlouvou?

ДОМИН: Доктор Галль, как согласуются ваши… самочинные действия со служебным договором?

BUSMAN: Pardon, Domine. Kdypak jste, Galle, s těmi kejklemi vlastně začal?

БУСМАН: Простите, Домин. Скажите, Галль, когда вы начали производить эти ваши… фокусы?

DR. GALL: Před třemi lety.

ГАЛЛЬ: Три года назад.

BUSMAN: Aha. A kolikpak Robotů jste dohromady zreformoval?

БУСМАН: Ага. И сколько же роботов в общей сложности вы успели переделать?

DR. GALL: Dělal jsem jenom pokusy. Je jich několik set.

ГАЛЛЬ: Я только ставил опыты. Их несколько сотен.

BUSMAN: Tak děkuju pěkně. Dost, dětičky. To znamená, že na milión starých dobrých Robotů přijde jeden reformní Gallův, rozumíte?

БУСМАН: Благодарю. Довольно, детки! Стало быть, на миллион добрых старых роботов приходится всего-навсего один реформированный, новый, понимаете?

DOMIN: A to znamená…

ДОМИН: А значит…

BUSMAN: … že to prakticky nemá ani tolikhle významu.

БУСМАН: …значит, практически это не имело такого значения.

FABRY: Busman má pravdu.

ФАБРИ: Бусман прав.

BUSMAN: To si myslím, holenku. A víte, hoši, co zavinilo tohle nadělení?

БУСМАН: Ещё бы, приятель! Вы знаете, детки, в чём настоящая причина этого милого сюрприза?

FABRY: Co tedy?

ФАБРИ: В чём?

BUSMAN: Počet. Udělali jsme Robotů příliš mnoho. Namoutě to se přec dalo čekat: jak budou jednou Roboti silnější než lidstvo, nastane tohleto, musí to nastat, víme? Haha, a my jsme se postarali, aby to bylo co nejdřív; vy Domine, vy Fabry, a já, chlapík Busman.

БУСМАН: В количестве. Мы наделали слишком много роботов. Ей-богу, этого надо было ожидать. Как только роботы в один прекрасный день станут сильней человечества, произойдёт вот это самое. Должно произойти, ясно? Ха-ха, и мы сами постарались, чтобы это произошло как можно скорее: и вы, Домин, и вы, Фабри, и я, умник Бусман!

DOMIN: Myslíte, že je to naše vina?

ДОМИН: Вы полагаете, это наша вина?

BUSMAN: Vy jste dobrý! Copak si myslíte, že pánem výroby je ředitel? I toto, pánem výroby je poptávka. Celý svět chtěl mít své Roboty. Panečku, my jsme se jen vezli na té lavině poptávky a přitom jsme žvanili — o technice, o sociální otázce, o pokroku, o moc zajímavých věcech. Jako by ty řečičky nějak řídily, kudy se to má valit. Zatím to všechno běželo vlastní tíhou, rychleji, rychleji, pořád rychleji… A každá mizerná, kramářská, špinavá objednávka přidala k lavině kamínek. Tak lidičky.

БУСМАН: Милый мой! Неужели вы воображаете, будто хозяин производства — директор? Как бы не так! Хозяин производства — спрос. Весь мир пожелал иметь собственных роботов. А мы, детки, мы только катились на гребне этой лавины спроса да ещё болтали что-то такое о технике, о социальном вопросе, о прогрессе, о прочих любопытных вещах. И воображали, будто наша болтовня определяет направление лавины. А на самом деле она катилась своим путём, да всё быстрей, быстрей, быстрей… И каждый жалкий, торгашеский поганый заказик добавлял к ней по камешку. Вот как было дело, милые мои.

HELENA: To je ohavné, Busmane!

ЕЛЕНА: Это ужжасно, Бусман!

BUSMAN: Je, paní Heleno. Já jsem také měl svůj sen. Takový busmanovský sen o novém hospodářství světa; tuze krásný ideál, paní Heleno, hanba mluvit. Ale když jsem tadyhle dělal bilanci, přišlo mně do hlavy, že historii nedělají veliké sny, ale maličké potřeby všech počestných, mírně zlodějských a sobeckých lidiček, id est všech vůbec. Všecky myšlenky, lásky, plány, heroismy, všecky ty vzdušné věci se hodí leda k tomu, aby se tím dal člověk vycpat pro muzeum Vesmíru s nápisem Ejhle člověk. Punktum. A teď byste mně mohli říci, co vlastně budeme dělat.

БУСМАН: Согласен. У меня тоже была своя мечта, Елена. Этакая бусмановская мечта о новой мировой экономике; даже сказать стыдно, Елена, какой это был прекрасный идеал. Но вот подводил я сейчас баланс, и мне пришло в голову, что ход истории определяют не великие идеалы, а мелкие потребности всех порядочных, умеренно хищных, эгоистичных людишек, то есть всех вообще. А эти идеи, страсти, замыслы, героические подвиги и прочие воздушные предметы годятся разве на то, чтобы набить ими чучело человека для музея Вселенной с надписью: «Се — человек. Точка». Ну, а теперь вы, может быть, скажете, что нам, собственно, делать?

HELENA: Busmane, pro to hle máme zahynout?

ЕЛЕНА: Неужели нам погибать из-за этого, Бусман?

BUSMAN: Mluvíte ošklivě, paní Heleno. My přece nechceme zahynout. Já aspoň ne. Já chci být ještě živ.

БУСМАН: Вы некрасиво выражаетесь, Елена! Мы вовсе не собираемся погибать. По крайней мере мне ещё пожить хочется.

DOMIN: Co chcete dělat?

ДОМИН: Что вы задумали, Бусман?

BUSMAN: Jemináčku Domine, chci se z toho dostat ven.

БУСМАН: Господи, Домин, надо же найти выход!

DOMIN (zastaví se nad ním): Jak?

ДОМИН (останавливается перед ним): Каким образом?

BUSMAN: Po dobrém. Já vždycky po dobrém. Dejte mně plnou moc, a já to s Roboty vyjednám.

БУСМАН: А по-хорошему. Я всегда по-хорошему. Предоставьте мне свободу действий, и я договорюсь с роботами.

DOMIN: Po dobrém?

ДОМИН: По-хорошему?

BUSMAN: To se rozumí. Já jim dejme tomu řeknu: “Páni Roboti, vaše blahorodí, vy máte všechno. Máte rozum, máte moc, máte zbraně; ale my máme jedno zajímavý lejstro, takový starý, žlutý, špinavý papír…”

БУСМАН: Конечно. Например, я скажу им: «Ваши благородия, господа роботы, у вас есть всё: разум, сила, оружие. Зато у нас есть один интересный документ, этакая старая, пожелтевшая, грязная бумажонка…»

DOMIN: Rossumův rukopis?

ДОМИН: Рукопись Россума?

BUSMAN: Ano. “A tam,” řeknu jim, “je vylíčen váš vznešený původ, vaše urozená výroba a tak dále. Páni Roboti, bez toho počmáraného papíru nevyrobíte ani jednoho nového kolegu Robota; za dvacet let s odpuštěním pojdete jako jepice. Velectění, byla by vás náramná škoda. Víte co,” řeknu jim, “vy nás pustíte, nás všechny lidi na Rossumově ostrově, na tam hletu loď. Za to vám prodáme továrnu a tajemství výroby. Nechte nás spánembohem odejet a my vás necháme spánembohem se vyrábět, dvacet tisíc, padesát tisíc, sto tisíc kusů denně, jak budete chtít. Páni Roboti, to je poctivý obchod. Něco za něco.” Takhle bych jim to řekl, hoši.

БУСМАН: Да. «И в ней, — скажу я им, — имеется описание вашего высокого происхождения, тонкой выделки ваших благородных особ и всякое такое. Без этих каракуль, господа роботы, вы не сделаете ни одного нового коллеги; и через двадцать лет, простите за выражение, передохнете, как мухи. Видите, какая неприятность, многоуважаемые! Знаете что, — скажу я им, — лучше пустите-ка вы нас, всех людей, с острова Россума на тот вон пароход. А мы за это продадим вам комбинат и секрет производства. Дайте нам спокойно уехать, а мы дадим вам спокойно производить себе подобных — по двадцать, по пятьдесят, по сто тысяч штук в день, сколько вздумаете. Это честная сделка, господа роботы. Товар за товар». Вот как я сказал бы им, мальчики.

DOMIN: Busmane, vy si myslíte, že pustíme z rukou výrobu?

ДОМИН: Вы полагаете, Бусман, мы выпустим из pyк производство?

BUSMAN: Myslím, že pustíme. Když ne po dobrém, tedy, hm. Buď to prodáme, nebo to tady najdou. Jak chcete.

БУСМАН: Полагаю — да. Не добром, так… гм. Или мы продадим его, или они всё равно найдут всё здесь. Как вам угодно.

DOMIN: Busmane, můžeme Rossumův rukopis zničit.

ДОМИН: Но мы можем уничтожить рукопись Россума.

BUSMAN: Ale spánembohem, můžeme zničit všechno. Krom rukopisu taky sebe… a jiné. Dělejte, jak rozumíte.

БУСМАН: Да пожалуйста, можно уничтожить вообще всё. И рукопись, и самих себя, и других. Поступайте, как хотите.

HALLEMEIER (obrátí se od okna): Jářku má pravdu.

ГАЛЛЕМАЙЕР (оборачиваясь): По-моему, он прав.

DOMIN: My… my že bychom prodali výrobu?

ДОМИН: Чтобы мы… продали комбинат?

BUSMAN: Jak chcete.

БУСМАН: Как угодно.

DOMIN: Je nás tu… přes třicet lidí. Máme prodat výrobu a zachránit lidské duše, nebo máme ji zničit a… a… a nás všechny s sebou?

ДОМИН: Нас тут… тридцать с лишним человек. Продать комбинат и спасти людей? Или — уничтожить секрет производства и… и с ним — самих себя?

HELENA: Harry, prosím tě…

ЕЛЕНА: Гарри, прошу тебя…

DOMIN: Počkej, Heleno. Tady jde o příliš vážnou otázku. Hoši, prodat, nebo zničit? Fabry!

ДОМИН: Погоди, Елена. Решается слишком важный вопрос… Ну как, друзья: продать или уничтожить? Фабри?

FABRY: Prodat.

ФАБРИ: Продать.

DOMIN: Galle!

ДОМИН: Галль?

DR. GALL: Prodat.

ГАЛЛЬ: Продать.

DOMIN: Hallemeiere!

ДОМИН: Галлемайер?

HALLEMEIER: U sta hromů, to se rozumí že prodat!

ГАЛЛЕМАЙЕР: Тысяча чертей, конечно — продать!

DOMIN: Alquiste!

ДОМИН: Алквист?

ALQUIST: Vůle boží.

АЛКВИСТ: Как богу угодно.

BUSMAN: Haha, jemine, vy jste blázni! Kdopak by prodal celý rukopis?

БУСМАН: Ха-ха, детки, до чего вы глупы! Кто же продаст всю рукопись?

DOMIN: Busmane, žádný podvod!

ДОМИН: Бусман — никаких надувательств!

BUSMAN (vyskočí): Nesmysl! V zájmu lidstva je…

БУСМАН (вскакивает): Вздор! В интересах человечества…

DOMIN: V zájmu lidstva je držet slovo.

ДОМИН: В интересах человечества — держать слово.

HALLEMEIER: To bych si vyprosil.

ГАЛЛЕМАЙЕР: Ну, это как сказать.