БУСМАН: Зачем вы это сделали?

BUSMAN: Proč jste to dělal?

ФАБРИ: Почему ничего не сказали нам?

FABRY: Proč jste nic neřekl?

ГАЛЛЬ: Я делал это втайне… на свой риск. Переделывал их в людей. В более совершенных, чем мы с вами. Они уже сейчас в чём-то выше нас. Они сильнее нас.

DR. GALL: Dělal jsem to tajně… na svou pěst. Předělával jsem je na lidi. Vyšinul jsem je. Už teď jsou v něčem nad námi. Jsou silnější než my.

ФАБРИ: Но какое это имеет отношение к восстанию роботов?

FABRY: A co to má dělat se vzpourou Robotů?

ГАЛЛЬ: О, прямое. Я думаю, в этом — основная причина. Они перестали быть машинами. Слышите — они уже знают о своём превосходстве и ненавидят нас. Ненавидят всё человечество. Судите меня.

DR. GALL: Oh mnoho. Myslím že všechno. Přestaly to být stroje. Slyšíte, vědí už o své převaze a nenávidí nás. Nenávidí všechno lidské. Suďte mne.

ДОМИН: Мёртвые — мёртвого…

DOMIN: Mrtví mrtvého.

ФАБРИ: Доктор Галль, вы изменили технологию производства роботов?

FABRY: Doktore Galle, vy jste změnil výrobu Robotů.

ГАЛЛЬ: Да.

DR. GALL: Ano.

ФАБРИ: Вы отдавали себе отчёт, к чему может привести ваш… ваш эксперимент?

FABRY: Byl jste si vědom, co může být následkem vašeho… vašeho pokusu?

ГАЛЛЬ: Я был обязан учитывать такую возможность.

DR. GALL: Byl jsem povinen počítat s takovou možností.

ФАБРИ: Зачем вы это делали?

FABRY: Proč jste to dělal?

ГАЛЛЬ: Я делал это на свой риск! Это был мой личный эксперимент.

DR. GALL: O své újmě. Byl to můj osobní experiment.

В левой двери появляется Елена, все встают.

Ve dveřích zleva Helena. Všichni vstanou.

ЕЛЕНА: Он лжёт! Это отвратительно! О Галль, как можете вы так лгать?

HELENA: On lže! To je ohavné! Oh Galle, jak můžete tak lhát?

ФАБРИ: Простите, Елена…

FABRY: Pardon, paní Heleno…

ДОМИН (идёт к ней): Елена, ты? Покажись-ка! Ты жива? (Заключает её в объятия.) Если б ты знала, какой я видел сон! Ах, как страшно быть мёртвым…

DOMIN (jde k ní): Heleno, ty? Ukaž se! Ty žiješ? (Bereji do rukou.) Kdybys věděla, co se mně zdálo! Ach to je strašné, být mrtev!

ЕЛЕНА: Пусти, Гарри! Галль невиновен, нет, нет, невиновен!

HELENA: Pusť, Harry! Gall není vinen, není, není vinen!

ДОМИН: Прости. У него были свои обязанности.

DOMIN: Promiň. Gall měl své povinnosti.

ЕЛЕНА: Нет, Гарри, он сделал это потому, что я так хотела! Скажите, Галль, сколько лет я просила вас…

HELENA: Ne, Harry, on to udělal, protože já jsem to chtěla! Řekněte, Galle, kolik let jsem vás už prosila, abyste…

ГАЛЛЬ: Я делал это на свою личную ответственность.

DR. GALL: Udělal jsem to na vlastní odpovědnost.

ЕЛЕНА: Не верьте ему! Гарри. Я требовала, чтобы он дал роботам душу!

HELENA: Nevěřte mu! Harry, chtěla jsem na něm, aby dal Robotům duši!

ДОМИН: Речь не о душе, Елена.

DOMIN: Heleno, tady nejde o duši.

ЕЛЕНА: Нет, нет, дай мне сказать. Он тоже говорил, что мог бы изменить только физиологический… физиологический…

HELENA: Ne, jenom mne nech mluvit. To on také říkal; říkal, že by mohl změnit jen fyziologický… fyziologický…

ГАЛЛЕМАЙЕР: Физиологический коррелят, так, что ли?

HALLEMEIER: … fyziologický korelát, ne?

ЕЛЕНА: Да, что-то в этом роде. Мне было их там жалко, Гарри!

HELENA: Ano, něco takového. Mně jich bylo tak hrrozně líto, Harry!

ДОМИН: Это было страшное… легкомыслие, Елена.

DOMIN: Byla to velká… lehkomyslnost, Heleno.

ЕЛЕНА (садится): Значит, это было… легкомыслие? Но ведь и Нана говорит, что роботы…

HELENA (usedá): To tedy bylo… lehkomyslné? Vždyť i Nána říká, že Roboti…

ДОМИН: При чём тут Нана?

DOMIN: Nech Nánu stranou.

ЕЛЕНА: Нет, Гарри, напрасно ты так пренебрежительно… Нана — голос народа. Её устами говорят тысячелетия, вашими — только сегодняшний день. Вы этого не понимаете…

HELENA: Ne, Harry, to nesmíš podceňovat. Nána je hlas lidu. Z Nány mluví tisíce let, a z vás všech jenom dnešek. Tomu vy nerozumíte…

ДОМИН: Не отвлекайся.

DOMIN: Zůstaň při věci.

ЕЛЕНА: Я боялась роботов.

HELENA: Já jsem se Robotů bála.

ДОМИН: Почему?

DOMIN: Proč?

ЕЛЕНА: Боялась, что они возненавидят нас или что-нибудь в этом роде…

HELENA: Že nás budou třeba nenávidět či co.

АЛКВИСТ: Так и случилось.

ALQUIST: Stalo se.

ЕЛЕНА: И тогда я подумала… если б они стали, как мы, они поняли бы нас и не могли бы так нас ненавидеть… Если бы они хоть немного были людьми!

HELENA: A tu jsem myslela…, kdyby byli jako my, že by nám rozuměli, že by nás nemohli tak nenávidět… Kdyby jen trochu byli lidmi!

ДОМИН: Увы, Елена! Нет ненависти сильнее, чем ненависть человека к человеку! Преврати камни в людей — и они побьют нас камнями! Ну, продолжай.

DOMIN: Běda Heleno! Nikdo nemůže nenávidět víc než člověk člověka! Udělej kameny lidmi, a ukamenují nás! Jen pokračuj!

ЕЛЕНА: О, не говори так, Гарри! Это было так уж-жасно — что мы с ними не могли понять друг друга! Такое безграничное отчуждение между нами и ними! И вот поэтому я… понимаешь…

HELENA: Oh nemluv tak! Harry, bylo to tak hrrozné, že jsme se s nimi nemohli dorozumět! Taková ukrutná cizota mezi námi a jimi! A proto… víš…

ДОМИН: Ну, ну…

DOMIN: Jen dál.

ЕЛЕНА: …поэтому я и просила Галля изменить роботов. Клянусь тебе, он не хотел…

HELENA: … proto jsem prosila Galla, aby Roboty změnil. Přísahám ti, že on sám nechtěl.

ДОМИН: Но сделал.

DOMIN: Ale udělal to.

ЕЛЕНА: Потому что я этого хотела.

HELENA: Protože jsem chtěla.

ГАЛЛЬ: Я сделал это для себя как эксперимент.

DR. GALL: Udělal jsem to pro sebe, jako pokus.

ЕЛЕНА: О… Галль, неправда. Я знала, что вы не сможете мне отказать.

HELENA: Oh Galle, to není pravda. Já jsem věděla předem, že mi to nemůžete odepřít.

ДОМИН: Почему?

DOMIN: Proč?

ЕЛЕНА: Ты сам понимаешь, Гарри…

HELENA: Vždyť víš, Harry.

ДОМИН: Да. Потому что он любит тебя… как и все.

DOMIN: Ano. Protože tě miluje… jako všichni.

Пауза.

Pauza.

ГАЛЛЕМАЙЕР (отходит к окну): Их опять стало больше. Словно сама земля порождает их.

HALLEMEIER (jde k oknu): Zas jich přibylo. Jako by je země vypocovala.

БУСМАН: Елена, что вы мне дадите, если я стану вашим адвокатом?

BUSMAN: Paní Heleno, co mně dáte, když vám budu advokátem?

ЕЛЕНА: Моим адвокатом?

HELENA: Mně?

БУСМАН: Вашим или Галля. Чьим хотите!

BUSMAN: Vám… nebo Gallovi. Komu chcete.

ЕЛЕНА: Разве здесь собираются кого-нибудь казнить?

HELENA: Copak se bude věšet?

БУСМАН: Всего лишь в моральном смысле, Елена. Разыскивается виновный. Излюбленное утешение при катастрофах.

BUSMAN: Jen morálně, paní Heleno. Hledá se viník. To je oblíbená útěcha v pohromách.

ДОМИН: Доктор Галль, как согласуются ваши… самочинные действия со служебным договором?

DOMIN: Doktore Galle, jak srovnáte ty své… ty své extratury se svou služební smlouvou?

БУСМАН: Простите, Домин. Скажите, Галль, когда вы начали производить эти ваши… фокусы?

BUSMAN: Pardon, Domine. Kdypak jste, Galle, s těmi kejklemi vlastně začal?

ГАЛЛЬ: Три года назад.

DR. GALL: Před třemi lety.

БУСМАН: Ага. И сколько же роботов в общей сложности вы успели переделать?

BUSMAN: Aha. A kolikpak Robotů jste dohromady zreformoval?

ГАЛЛЬ: Я только ставил опыты. Их несколько сотен.

DR. GALL: Dělal jsem jenom pokusy. Je jich několik set.

БУСМАН: Благодарю. Довольно, детки! Стало быть, на миллион добрых старых роботов приходится всего-навсего один реформированный, новый, понимаете?

BUSMAN: Tak děkuju pěkně. Dost, dětičky. To znamená, že na milión starých dobrých Robotů přijde jeden reformní Gallův, rozumíte?

ДОМИН: А значит…

DOMIN: A to znamená…

БУСМАН: …значит, практически это не имело такого значения.

BUSMAN: … že to prakticky nemá ani tolikhle významu.

ФАБРИ: Бусман прав.

FABRY: Busman má pravdu.

БУСМАН: Ещё бы, приятель! Вы знаете, детки, в чём настоящая причина этого милого сюрприза?

BUSMAN: To si myslím, holenku. A víte, hoši, co zavinilo tohle nadělení?

ФАБРИ: В чём?

FABRY: Co tedy?

БУСМАН: В количестве. Мы наделали слишком много роботов. Ей-богу, этого надо было ожидать. Как только роботы в один прекрасный день станут сильней человечества, произойдёт вот это самое. Должно произойти, ясно? Ха-ха, и мы сами постарались, чтобы это произошло как можно скорее: и вы, Домин, и вы, Фабри, и я, умник Бусман!

BUSMAN: Počet. Udělali jsme Robotů příliš mnoho. Namoutě to se přec dalo čekat: jak budou jednou Roboti silnější než lidstvo, nastane tohleto, musí to nastat, víme? Haha, a my jsme se postarali, aby to bylo co nejdřív; vy Domine, vy Fabry, a já, chlapík Busman.

ДОМИН: Вы полагаете, это наша вина?

DOMIN: Myslíte, že je to naše vina?

БУСМАН: Милый мой! Неужели вы воображаете, будто хозяин производства — директор? Как бы не так! Хозяин производства — спрос. Весь мир пожелал иметь собственных роботов. А мы, детки, мы только катились на гребне этой лавины спроса да ещё болтали что-то такое о технике, о социальном вопросе, о прогрессе, о прочих любопытных вещах. И воображали, будто наша болтовня определяет направление лавины. А на самом деле она катилась своим путём, да всё быстрей, быстрей, быстрей… И каждый жалкий, торгашеский поганый заказик добавлял к ней по камешку. Вот как было дело, милые мои.

BUSMAN: Vy jste dobrý! Copak si myslíte, že pánem výroby je ředitel? I toto, pánem výroby je poptávka. Celý svět chtěl mít své Roboty. Panečku, my jsme se jen vezli na té lavině poptávky a přitom jsme žvanili — o technice, o sociální otázce, o pokroku, o moc zajímavých věcech. Jako by ty řečičky nějak řídily, kudy se to má valit. Zatím to všechno běželo vlastní tíhou, rychleji, rychleji, pořád rychleji… A každá mizerná, kramářská, špinavá objednávka přidala k lavině kamínek. Tak lidičky.

ЕЛЕНА: Это ужжасно, Бусман!

HELENA: To je ohavné, Busmane!

БУСМАН: Согласен. У меня тоже была своя мечта, Елена. Этакая бусмановская мечта о новой мировой экономике; даже сказать стыдно, Елена, какой это был прекрасный идеал. Но вот подводил я сейчас баланс, и мне пришло в голову, что ход истории определяют не великие идеалы, а мелкие потребности всех порядочных, умеренно хищных, эгоистичных людишек, то есть всех вообще. А эти идеи, страсти, замыслы, героические подвиги и прочие воздушные предметы годятся разве на то, чтобы набить ими чучело человека для музея Вселенной с надписью: «Се — человек. Точка». Ну, а теперь вы, может быть, скажете, что нам, собственно, делать?

BUSMAN: Je, paní Heleno. Já jsem také měl svůj sen. Takový busmanovský sen o novém hospodářství světa; tuze krásný ideál, paní Heleno, hanba mluvit. Ale když jsem tadyhle dělal bilanci, přišlo mně do hlavy, že historii nedělají veliké sny, ale maličké potřeby všech počestných, mírně zlodějských a sobeckých lidiček, id est všech vůbec. Všecky myšlenky, lásky, plány, heroismy, všecky ty vzdušné věci se hodí leda k tomu, aby se tím dal člověk vycpat pro muzeum Vesmíru s nápisem Ejhle člověk. Punktum. A teď byste mně mohli říci, co vlastně budeme dělat.

ЕЛЕНА: Неужели нам погибать из-за этого, Бусман?

HELENA: Busmane, pro to hle máme zahynout?

БУСМАН: Вы некрасиво выражаетесь, Елена! Мы вовсе не собираемся погибать. По крайней мере мне ещё пожить хочется.

BUSMAN: Mluvíte ošklivě, paní Heleno. My přece nechceme zahynout. Já aspoň ne. Já chci být ještě živ.

ДОМИН: Что вы задумали, Бусман?

DOMIN: Co chcete dělat?

БУСМАН: Господи, Домин, надо же найти выход!

BUSMAN: Jemináčku Domine, chci se z toho dostat ven.

ДОМИН (останавливается перед ним): Каким образом?

DOMIN (zastaví se nad ním): Jak?

БУСМАН: А по-хорошему. Я всегда по-хорошему. Предоставьте мне свободу действий, и я договорюсь с роботами.

BUSMAN: Po dobrém. Já vždycky po dobrém. Dejte mně plnou moc, a já to s Roboty vyjednám.

ДОМИН: По-хорошему?

DOMIN: Po dobrém?

БУСМАН: Конечно. Например, я скажу им: «Ваши благородия, господа роботы, у вас есть всё: разум, сила, оружие. Зато у нас есть один интересный документ, этакая старая, пожелтевшая, грязная бумажонка…»

BUSMAN: To se rozumí. Já jim dejme tomu řeknu: “Páni Roboti, vaše blahorodí, vy máte všechno. Máte rozum, máte moc, máte zbraně; ale my máme jedno zajímavý lejstro, takový starý, žlutý, špinavý papír…”

ДОМИН: Рукопись Россума?

DOMIN: Rossumův rukopis?

БУСМАН: Да. «И в ней, — скажу я им, — имеется описание вашего высокого происхождения, тонкой выделки ваших благородных особ и всякое такое. Без этих каракуль, господа роботы, вы не сделаете ни одного нового коллеги; и через двадцать лет, простите за выражение, передохнете, как мухи. Видите, какая неприятность, многоуважаемые! Знаете что, — скажу я им, — лучше пустите-ка вы нас, всех людей, с острова Россума на тот вон пароход. А мы за это продадим вам комбинат и секрет производства. Дайте нам спокойно уехать, а мы дадим вам спокойно производить себе подобных — по двадцать, по пятьдесят, по сто тысяч штук в день, сколько вздумаете. Это честная сделка, господа роботы. Товар за товар». Вот как я сказал бы им, мальчики.

BUSMAN: Ano. “A tam,” řeknu jim, “je vylíčen váš vznešený původ, vaše urozená výroba a tak dále. Páni Roboti, bez toho počmáraného papíru nevyrobíte ani jednoho nového kolegu Robota; za dvacet let s odpuštěním pojdete jako jepice. Velectění, byla by vás náramná škoda. Víte co,” řeknu jim, “vy nás pustíte, nás všechny lidi na Rossumově ostrově, na tam hletu loď. Za to vám prodáme továrnu a tajemství výroby. Nechte nás spánembohem odejet a my vás necháme spánembohem se vyrábět, dvacet tisíc, padesát tisíc, sto tisíc kusů denně, jak budete chtít. Páni Roboti, to je poctivý obchod. Něco za něco.” Takhle bych jim to řekl, hoši.

ДОМИН: Вы полагаете, Бусман, мы выпустим из pyк производство?

DOMIN: Busmane, vy si myslíte, že pustíme z rukou výrobu?

БУСМАН: Полагаю — да. Не добром, так… гм. Или мы продадим его, или они всё равно найдут всё здесь. Как вам угодно.

BUSMAN: Myslím, že pustíme. Když ne po dobrém, tedy, hm. Buď to prodáme, nebo to tady najdou. Jak chcete.

ДОМИН: Но мы можем уничтожить рукопись Россума.

DOMIN: Busmane, můžeme Rossumův rukopis zničit.

БУСМАН: Да пожалуйста, можно уничтожить вообще всё. И рукопись, и самих себя, и других. Поступайте, как хотите.

BUSMAN: Ale spánembohem, můžeme zničit všechno. Krom rukopisu taky sebe… a jiné. Dělejte, jak rozumíte.

ГАЛЛЕМАЙЕР (оборачиваясь): По-моему, он прав.

HALLEMEIER (obrátí se od okna): Jářku má pravdu.

ДОМИН: Чтобы мы… продали комбинат?

DOMIN: My… my že bychom prodali výrobu?

БУСМАН: Как угодно.

BUSMAN: Jak chcete.

ДОМИН: Нас тут… тридцать с лишним человек. Продать комбинат и спасти людей? Или — уничтожить секрет производства и… и с ним — самих себя?

DOMIN: Je nás tu… přes třicet lidí. Máme prodat výrobu a zachránit lidské duše, nebo máme ji zničit a… a… a nás všechny s sebou?

ЕЛЕНА: Гарри, прошу тебя…

HELENA: Harry, prosím tě…

ДОМИН: Погоди, Елена. Решается слишком важный вопрос… Ну как, друзья: продать или уничтожить? Фабри?

DOMIN: Počkej, Heleno. Tady jde o příliš vážnou otázku. Hoši, prodat, nebo zničit? Fabry!

ФАБРИ: Продать.

FABRY: Prodat.

ДОМИН: Галль?

DOMIN: Galle!

ГАЛЛЬ: Продать.

DR. GALL: Prodat.

ДОМИН: Галлемайер?

DOMIN: Hallemeiere!

ГАЛЛЕМАЙЕР: Тысяча чертей, конечно — продать!

HALLEMEIER: U sta hromů, to se rozumí že prodat!

ДОМИН: Алквист?

DOMIN: Alquiste!

АЛКВИСТ: Как богу угодно.

ALQUIST: Vůle boží.

БУСМАН: Ха-ха, детки, до чего вы глупы! Кто же продаст всю рукопись?

BUSMAN: Haha, jemine, vy jste blázni! Kdopak by prodal celý rukopis?

ДОМИН: Бусман — никаких надувательств!

DOMIN: Busmane, žádný podvod!

БУСМАН (вскакивает): Вздор! В интересах человечества…

BUSMAN (vyskočí): Nesmysl! V zájmu lidstva je…

ДОМИН: В интересах человечества — держать слово.

DOMIN: V zájmu lidstva je držet slovo.